Оптина пустынь и ее время

Какъ уже было ранѣе сказано, внутренняя духовная жизнь м. Филарета была глубоко сокрыта отъ его современниковъ; дверь его спальни запиралась на замокъ, такъ что никто не зналъ, когда онъ ложился, или вставалъ, какъ провелъ ночь. Тѣмъ не менѣе, «не можетъ укрыться городъ, стоящій на верху горы» (Мѳ. 5,14), такъ и святость м. Филарета открылась въ его исцѣлѣніяхъ, пророчествованіяхъ, откровеніяхъ, ему бывшихъ и также изъ бывшихъ ему явленій изъ потустороння го міра. Въ письмахъ къ Намѣстнику онъ неоднократно упоминаетъ объ откровеніяхъ «въ сонномъ бдѣніи». Въ письмѣ отъ апр. 1–го 1838 онъ пишетъ: «Молитва безъ любви не бываетъ услышана, сказалъ нѣкто во снѣ наяву». Въ письмѣ отъ дек. 30–аго 1836 г. онъ пишетъ: «Въ прошедшемъ ноябрѣ около дня Михаила Архангела сказано кѣмъ–то кому–то во снѣ: земля празднуетъ ихъ дни и они горькую обязанность имѣютъ быть на земли. Потому надобно съ ними соединяться. Они просятъ нашихъ молитвъ и говорятъ: мы принесемъ ваши молитвы уже очигценныя въ нашемъ предстательствѣ передъ Престоломъ Всевышняго. Предстательство Святыхъ есть звено, соединяющее слабое существо земныхъ съ небомъ … О, если и всѣ со вниманіемъ, а не по памяти только именовали дневного Святого. (Прим. Въ сохранившейся послѣ м. Филарета памятной книжкѣ подъ 11 ноября 1836 г. записано: «1836. По случаю недовольнаго вниманія къ празднику Михаила Архангела сказано во снѣ». Далѣе слѣдуютъ, переписанныя въ семъ письмѣ, слова). Въ письмѣ отъ 25–го февр. 1843 г. на вопросъ своего духовника–Намѣстника, знавшаго о томъ, что многія тайны духовнаго міра ему открыты, м. Филаретъ отвѣчаетъ: «Не умѣю говорить не только о свѣтломъ небесномъ, но и о темномъ, о чемъ спрашиваете. Что нибудь скажу, а вы разсуждайте. Что степени духовъ тьмы различны въ томъ нѣтъ сомнѣнія. Примѣтно, что между ними есть низшіе роды, подобные тому, что между людьми малосмысленные и дикіе, или какъ будто скотъ духовнаго міра. Входя въ соприкосновеніе съ здѣшнимъ міромъ они дѣлаютъ ребячества и глупости, но едва ли можно сказать, что вреда не сдѣлаютъ… но какой вредъ могло бы сдѣлать другому подобное привидѣніе трудно определить. Посему искушаемому не то должно говорить, что совсѣмъ не могутъ сдѣлать вреда, но что Богъ не попустилъ повредить вѣруюгцему, призывающему Имя Божіе и крестомъ ограждающемся. Для ободрѣнія можно присовокупить, что по признакамъ дѣйствій видно уже храненіе Божіе въ томъ, что попущено не сильнымъ врагамъ нападать, а незначущимъ». Далѣе говорится о томъ, что человѣкъ долженъ испытывать себя не удерживаетъ ли онъ въ совѣсти «страстнаго помысла, или чего темнаго въ совѣсти, что открываетъ дорогу и доступъ обитателямъ тьмы, а также «волненіе и раздраженіе нервовъ усиливаетъ способность принимать впечатлѣніе темнаго невидимаго». Въ письмѣ отъ 28–го окт. 1846 г. сказано: «Апостолъ говоритъ о духахъ злобы поднебесныхъ и что духамъ свойственно быть въ адѣ, то не придется ли заключить, что нашъ бѣдный міръ съ одной стороны по дару творенія и благодати искупленія проницаемый благодатною свѣтлою атмосферою, а съ другой — по бѣдственному грѣховному поврежденію не совсѣмъ запертъ для расширившейся въ немъ темной атмосферы ада? Души, облагодатствованныя и совершившіяся, отражаютъ сію атмосферу вселившимся въ нихъ благодатнымъ свѣтомъ и, не ощущая ея, идутъ на небо; къ душамъ менѣе очистившимся, менѣе сильнымъ въ свѣтѣ она приражается — вотъ мытарства. Слава же Божіей Матери есть боголѣпная и безпримѣрная. Съ симъ сообразно будетъ представить, что когда слава Ея открылась въ духовномъ мірѣ, преизобильный свѣтъ Ея не только прошелъ до предѣловъ чистаго духовнаго міра, но можетъ быть молніей проторгся и въ нѣкую часть атмосферы темной».