"Ну, ты мне расскажи, что это будет за праздник?" Вначале я этого не понимала, но потом поняла, что к празднику должно готовиться. Если я не знала ничего об угоднике, она говорила: "Ты почитай… найди время и почитай". Она бывала недовольна, когда мы не знали тропарей угодникам, праздникам, для нее это было горе духовное, скорбь… Или сидим, – заминка. Матушка молчит, потом вдруг спросит: "Ты о чем думаешь?" – это она напоминала о молитве: не блуждай мыслями, молись».
Матушка просила приносить ей палочки обструганные, легкие посошки. Их она употребляла во время духовных бесед с чадами – возьмет да и слегка побьет по ногам, рукам… Как, впрочем, нередко и себя. Это напоминает действия преподобного Амвросия: он, например, как услышит от инока какую-нибудь, пусть едва заметную, похвальбу (много прочитал… долго стоял…), так сразу за палочку. Некоторым и доставалось.
Бесы люто ненавидели матушку, но ничего, конечно, не могли с ней сделать серьезного: вот только дыму в келлию напустят или поднимут ветер и ложе ее засыплют песком… Они цеплялись за всякого входящего к ней, но она не дремала, видела, что лезут… Келейнице она говорила: «Пришли к нам люди – ты с радостью, а после их ухода – кропи». Святой водой. После вечернего правила келейница кропила матушку, себя и всю комнату. А однажды ночью слышит шум: матушка отворила дверь и прямо ползком оттуда. «Что же ты, – говорит, – не слышишь… я умираю, задохнулась вся. Такого чаду напустили – дышать нечем!» А келлия полна дыму. Иногда и днем показывала: «Вон стоят: в шляпе, в брючках… Маленькие и большие… Читай скорее "Да воскреснет Бог…" Показывала опять: «Ох, этот мужик, замучил он меня… все время тут». Отцу Михаилу матушка также говорила, что видит бесов.
Матушка Сепфора наказывала келейнице не давать ей дремать. «Я неслушная была, – рассказывает та. – Господи, прости… матушка, прости… Если она задремлет, то надо было ее обязательно будить… А у меня слабый такой характер, плохой, негодный, – мне ее жаль. Говорю тихонько: "Матушка, матушка…" – да и отхожу. Так она меня потом так прочистит, проругает, что свет Божий не мил… Мне думается, что ночи она не спала совсем. К утру задремлет чуток, а в семь уже умывается, на молитву вставать… С утра – Псалтирь, Евангелие. Братия под благословение подходят… После обеда – акафисты. В это время могла и прилечь самый чуток, капельку… Поднимется: "Ой, я, наверное, много спала…" А где там много – десять минут… Вот она молится, и если я в это время приоткрою дверь к ней, – она начинает ползать на коленях: "Мусор тут какой-то… Сейчас соберу"».
Отец Михаил рассказывает, что матушка Сепфора в Клыкове «жизнь вела строгую, постническую. За три дня до причастия вкушала только просфоры и пила воду. После причастия уединялась и молилась, никого не принимая… Она рассказывала, что во время молитвы являлись ей покойные родственники и уговаривали отойти в иной мир. Мне она говорила, что не хочет нас оставлять, что желает нам помочь, но, так как ей открыт был день ее кончины, она прибавляла, что долго у нас не проживет, – может, до Пасхи и "еще чуть-чуть"… Еще до Рождественского поста 1996 года матушка Сепфора говорила: "Меня зовут туда… К концу весны я уеду". В январе пришли к ней ангелы, но она крестообразно сложила руки на груди и сказала: "Не отдам!" – душу то есть. Они сказали, что вернутся через четыре месяца"».
Глядя на глубокую старость матушки и на суровые условия, в которых она живет, отец Михаил задумался: «Нет, не создать нам здесь для нее таких условий, как могли бы это сделать матушки в женском монастыре». Поехал в Малоярославец, в Николаевский монастырь, побеседовал с игуменией матушкой Николаей и пригласил ее побывать в Клыкове. Матушка Николая так вспоминает об этом: «Батюшка Михаил говорит: "Матушка Сепфора зовет вас к себе, как бы хочет познакомиться. Может, и к вам в обитель перейдет…" Вдруг меня потянуло к ней поехать, такой порыв сердца – надо ехать туда… Поеду! Я говорю: "Ой, батюшка, я к вам завтра приеду". И не получилось, заболела. Ну, думаю, если заболела, враг не пускает – значит, точно в этом что-то есть… Приезжаю. Матушка меня встретила с такой радостью, говорит: "Я тебя давно знаю, я за тебя давно молюсь, но я вихляла". Она говорит – она «вихляла», когда молилась, но это я вихляла в том плане, что никак не могла к ней приехать. Потом я рассказала ей историю свою в Шамордине. Она говорит: "Да, я все знаю". Такое впечатление, что действительно все про меня знает. Это была встреча с духовной матерью, которой у меня не было, и вдруг она у меня обрелась. Видно было – благодать Духа Святаго на ней».
На просьбу игуменьи Николаи пожить у них в монастыре матушка Сепфора сказала: «Я потом у вас поживу». После отъезда игуменьи о. Михаил спросил матушку согласится ли она пожить в Малоярославце с сестрами, и она ответила: «Я домой поеду!» – «Я смутился ее ответом, – рассказывает о. Михаил, – потому как она Киреевск никогда не называла «домом»… Я подумал, что матушка на нас обиделась и собирается насовсем от нас уехать».