– Не нужен мне твой Миракл. И твои услуги. – Её яростный шёпот разнёсся в тишине не хуже так и не прозвучавшего крика. – Мне нужен ты. Хоть убей, не знаю почему, ведь ты несносный закомплексованный идиот, но нужен. Понял теперь?
Он так и стоял застыв. Неподвижный, безответный. Стоял, глядя на неё расширенными глазами, даже когда она отстранилась. И, вглядываясь в радужки, по льдистой кромке которых разлилось нечто очень похожее на недоумение, Ева ощутила горькую, чудовищную усталость.
Конечно, он не понял. Глупо было думать, что чёртова венценосная ледышка может это понять. А ещё глупее – поддаваться порыву, о котором Ева пожалела сразу, как только поддалась.
В данном случае определённо лучше было бы жалеть о несделанном.
– Прости. Я забылась. – Опустив руки, она уставилась на воротник его рубашки. – Тебе это неинтересно, помню-помню. И специфическими пристрастиями ты не отличаешься. – Кажется, ей даже удалось выдать относительно некривую улыбку. И относительно непринуждённо развести руками, переводя всё в относительно неудачную шутку. – Ладно, прекратить так прекратить. Извини.
Отвернувшись, Ева зашагала наверх, удерживаясь от желания побежать. Радуясь, что кровь не может румянить ей щёки, в ином случае сейчас полыхавшие бы не хуже сигнала «стоп», которого ей так не хватило минутой раньше.
Дура, дура, дура…
– Зачем я тебе?
Она не собиралась ни останавливаться, ни оборачиваться. Что бы он ни спросил, что бы ни произнёс. Но это прозвучало так безнадёжно, что Ева всё-таки обернулась.
Желание отшутиться или съязвить мигом разбилось о выражение его лица, оставшегося шестью ступеньками ниже, даже забавное в своей мучительной пытливости.
– Ты умный. Благородный. Самоотверженный. Трогательный. Смешной иногда. – Перечисление далось на удивление легко. Наверное, из-за той же смертельной усталости, заставившей все чувства перегореть, приглушившей даже стыд. – Иногда пугающий.
– И ты боишься меня?
Она снова покачала головой. Двумя широкими движениями, мерными, как покачивание стрелки метронома.
– Я не боюсь. Не верю, что ты можешь причинить мне боль. Не теперь. Но девочки любят, когда в мальчике есть что-то пугающее… Если это безопасно для них. – Запоздало осознав, о чём они говорят, Ева махнула рукой, вновь изображая сарказм. – Забудь. Считай дурным розыгрышем.
Она поднялась до лестничной площадки, когда сзади послышались шаги. Судя по звуку – прыгающие через две ступеньки.
Ева не успела оглянуться, прежде чем её схватили за плечи, разворачивая на ходу, и прижали спиной к стене. Затылок, стукнувшийся о каменную резьбу, должно было уколоть болью, но она ощутила лишь живое тепло чужих пальцев, когда те легли ей на скулы.
– Скажи, что это правда розыгрыш. – Знакомый голос пробирал шепчущими, никогда не звучавшими прежде гармониками. – Скажи, что всё это ложь. Скажи, что тебе будет всё равно, если я сейчас уйду.
Она не знала, какой ответ – «да» или «нет» – он хочет услышать больше. Он и сам, похоже, не знал. Герберт держал её лицо в ладонях, и его собственное в эту секунду вправду почти пугало: тем, что никогда не проявлялось в нём до того, вернувшим в душу всё, приглушённое усталостью. Пугало так, что на миг Еве захотелось ответить «да» и убежать, только чтобы перестать падать в чёрное беззвездье его зрачков.
Проблема состояла в том, что она уже упала. В ту штуку, куда падали англичане с их поэтичным аналогом самого романтичного из глаголов, когда испытывали желание побежать в магазин за валентинкой. Как ни хотела не падать, так незаметно и внезапно для себя самой, и бежать от себя было не просто глупо – бесполезно.
Наверное, эти вечера и правда оказались плохой затеей. С определённой точки зрения.
Но сейчас жалеть уже поздно.
– Нет, – произнесла Ева. – Не дождёшься.
Глава 19
Teneramente[28]
– Почему ты всё-таки выбрала меня? – спросил некромант незадолго до того, как отправиться спать, когда они лежали в обнимку.
На столике давно пустела глиняная кружка. Евина, сотканная призрачными нитями волшебства, исчезла ещё раньше. Эльен явно был очень рад, когда, постучавшись в комнату дорогой гостьи (хотел вернуть Дерозе законной владелице), обнаружил там их обоих: не в смертельно переругавшемся состоянии, а чинно сидящими рядом – в тот момент. И очередное фейропитие организовал даже быстрее обычного.
Судя по улыбке призрака, их чинный вид сам по себе сообщил ему всё что нужно.
До Дерозе в тот вечер руки у Евы так и не дошли. Хотя она не замедлила проверить, как инструмент перенёс обратную дорогу в карете: брать его с собой, когда они с Гербертом перемещались магией, девушка не рискнула.
– Она его за муки полюбила, а он её – за состраданье к ним, – хмыкнула Ева. Встретив недоумённый взгляд Герберта, без понимания отнесшегося к слегка переиначенному Шекспиру, посерьёзнела. – Я не выбирала. Даже не думала выбирать.
– Потому что вы с Мираклом слишком мало знакомы?