Opus 1

Забытое осознание своей не-жизни накрыло внезапно и остро, вернув в душу тот же страх, что захлестнул её в первый вечер в чужом мире. Все эти дни у Евы было слишком много хлопот – планирование побега, война с Гербертом, уроки, шпионы, загадки, убийцы, – чтобы бояться и помнить, насколько тонок волосок, отделяющий её бытие от небытия. Она злилась, а злость и страх плохо совместимы.

Теперь, когда её оставили наедине с собой, а поводы злиться почти исчезли, прятаться от незваных мыслей было незачем.

Отчасти поэтому вскоре она стучалась в массивную дверь, путь к которой любезно указал Эльен.

– Можно? – спросила Ева, заглянув внутрь.

Не требовалось дополнительных пояснений, чтобы понять: эта комната принадлежала покойному господину Рейолю. Стены обшивали лаконичные деревянные панели, немногочисленная обстановка почти кричала о суровости того, кто её выбирал. Герберт сидел у окна, черневшего ночной тьмой, за огромным дубовым столом, на котором высились груды бумаг.

– Чего тебе? – завидев Еву, не слишком любезно вопросил нынешний хозяин кабинета. Он вымачивал педантично сложенную хлопковую тряпицу в миске с неким раствором, пока рядом ждали ножницы и бинты. – Я немного занят.

– Хотела попросить у тебя книгу, – не обращая внимания на тон, сказала Ева. – Как освободишься, конечно.

Она лукавила. В действительности (как бы ей ни хотелось этого не признавать) она просто беспокоилась, как венценосный сноб чувствует себя после покушения. А поскольку тот уполз зализывать раны в одиночестве, узнать о его самочувствии можно было, лишь нарушив это одиночество.

Судя по синякам под глазами, перевязанным рукам и кровавой черте на почти белом лице – промытой, но не исцелённой, – самочувствие оставляло желать лучшего.

– Что за книгу?

– О той молитве, которую ты сегодня сотворил. Хочу узнать, как ты это сделал.

– Тебе такого всё равно не повторить, можешь не беспокоиться. – Отжав тряпицу, Герберт прижал её к рассечённой щеке. – Ашшш…

Некромант явно старался, но не сумел сдержать шипения, прорвавшегося сквозь зубы.

– Больно? – Когда он отнял примочку от раны, Ева не выдержала – решительно обогнула стол и отобрала у него тряпицу. – Дай я.

То ли от удивления, то ли по другим причинам, но тот не стал возражать. Лишь судорожно выдохнул, когда Ева осторожно, бережно промокнула порез: к счастью, ровный и не слишком глубокий.

– Долго надо держать?

– Нет, – процедил Герберт. – Смачивать, слегка отжимать и коротко касаться.

– Хорошо.

Опустив тряпицу, Ева машинально подула на тонкую линию, багровевшую на неестественно бледной коже, и некромант резко повернул голову.

– Что ты делаешь?

– Если рану щиплет, от этого должно стать легче. – Под взглядом расширенных глаз, чей цвет подчёркивал фиолетовый оттенок залёгших под ними теней, Ева макнула тряпицу обратно в миску. – Легче?

– Да, – после секундного колебания нехотя признал тот.

– Тогда не дёргайся.

На сей раз Герберт сидел смирно. И пока Ева обрабатывала рану, и пока старательно дула на неё, радуясь, что в немёртвом состоянии голова от этого ни капельки не кружится.

– Мне сестра всегда так делала, когда я коленки разбивала, – зачем-то пояснила она, в очередной раз окунув тряпицу в целебный раствор. – А тебе что, никогда не…

Осознав, что лезет на запретную территорию, она запнулась. Отжав тряпицу, вновь коснулась ею щеки Герберта – тот устремил отстранённый взгляд прямо перед собой.

– Госпоже и господину Рейоль не пристало лично обрабатывать раны сына, – неожиданно тихо сказал он. – А слугам не пристало нянчиться с отпрысками великих домов, словно с собственными низкорождёнными детишками. – Когда её пальцы замерли в сочувствующей растерянности, некромант слегка отстранился. – Хватит. Будет тебе книга. Завтра.

– Спасибо. – Убедившись, что порез и правда стал уже и бледнее, Ева посмотрела на его замотанные ладони. – А руки как? Тоже надо лечить?

– Это уж я как-нибудь сам.

– Не говори глупостей. – Отложив тряпицу, Ева сердито взяла его пальцы в свои. Дёрнула за конец банта, которым завязывался бинт. – В конце концов, я твой зомби-слуга. Вот и служу чем могу.

Понять бы ещё зачем, думала она, слой за слоем разматывая повязки и надеясь, что слова прозвучали достаточно колко. Хлопочу над человеком, который меня ни в грош не ставит. Хотя нет, в грош, может, и ставит – именно в него.

…ладно. Они же как-никак заодно. И Евино самочувствие напрямую зависит от его самочувствия. И вовсе её не впечатлило его сегодняшнее преображение в ангела смерти, доказавшее, что самомнение некроманта раздуто не на ровном месте. И вовсе ей не жалко мальчика, привыкшего зализывать раны в одиночестве.

Мальчика, которому никто и никогда не дул на разбитые коленки.

– А почему ты не можешь залечить их магией? – Левой рукой держа его ладонь, правой Ева обрабатывала порез, алой чертой пересекший паутину старых шрамов.