Opus 1

– Некромант не может исцелять раны, которые нанёс себе для сотворения ритуалов, – сказал Герберт нехотя. – Эта кровь – плата Жнецу за использование сил, дарованных им. Иначе плата не была бы настоящей.

Его пальцы оказались длиннее её собственных на целую фалангу. Впрочем, у Евы пальчики были почти миниатюрные. Мама когда-то говорила, что для музыканта они слишком маленькие, но длину Ева компенсировала хорошей растяжкой – и не раз видела, как стремительно порхают по струнам и клавишам даже самые короткопалые и пухлые ручки.

– А щека?

– Стихийное оружие – мерзкая штука. Раны от него магия исцеляет куда хуже обычных. Лучше снадобья. – Он поморщился; Ева немедленно подула на изрезанную ладонь. – Я нашёл его. Маячок, благодаря которому нас выследили. На мне.

– Ты же говорил, все маячки разрушаются по возвращении в замок, – саркастично напомнила девушка, присев на край стола. Стоять ей надоело, а устраиваться на узкой ручке кожаного кресла, где сидел Герберт, она сочла более фамильярным и менее удобным; к тому же так тянуться к другой руке некроманта, когда она закончит с этой, будет проще. – И ты бы его заметил.

– Новые чары. Раньше я с такими не сталкивался. Магическая наука не стоит на месте. – Если Герберт и ужаснулся тому, что Ева посмела использовать его рабочий стол в неожиданном качестве, то ничем этого не проявил. – Отличная работа, ничего не могу сказать – весь день на обнаружение потратил. Если б не знал, что маячок на мне есть, и не искал целенаправленно, ни за что бы не нашёл. – Он качнул головой. – А дорогой дядюшка превзошёл сам себя. Нанять «коршунов», надо же…

– Думаешь, это Кейлус?

– Кто же ещё.

– А эти «коршуны»…

– Лучшие убийцы во всём Керфи.

И наверняка их услуги очень, очень дорого стоят, немного злорадно подумала Ева. Бедный дядюшка Кейлус, столь бесполезное капиталовложение!

– А почему они не подожгли меня? Они сожгли своих товарищей… чтобы ты не смог их поднять, я так понимаю. А меня просто мечом пронзили…

– У «коршунов» свой кодекс чести. Они не оскверняют и не уродуют тела тех, кого им заказали. Считают это дурным тоном. Свои – другой разговор. – Сухая узкая ладонь легко выскользнула из её пальцев. – Дальше я сам.

– Ну уж нет, – отрезала Ева весело и упрямо. – Иномирные девушки упорные, сам знаешь. На полпути не останавливаются. Зато перевязать можешь сам, так и быть: с этим ты вроде неплохо справляешься.

Она ожидала ехидной шутки по поводу столь великодушного разрешения, но Герберт лишь усмехнулся. Не зло, не саркастично, а как-то даже тепло.

– И ты не злишься, что я снова отдал тебе приказ? – спросил он, пока взлетевший со стола бинт обматывался вокруг обработанной раны.

– Это же для пользы дела, верно? Проще так, чем докрикиваться.

– А когда велел защищать меня?

Она вспомнила ощущения, которые испытала, когда убийца прорвался в каменный круг. Вспомнила свои руки, подчинявшиеся приказу: они двигались куда стремительнее и увереннее, чем когда она защищала себя.

Даже волшебный смычок не мог так просто сделать из неё превосходного бойца. И приказ – тоже. Но вместе они делали её куда лучшим бойцом, чем она являлась.

– Я ведь не слишком хорошо сражаюсь. Пока. Приказ помогал мне делать это лучше, правильно? Это… как будто ты мной управляешь. – Дожидаясь, пока щёлкнут ножницы и свежий бинт завяжется бантом, Ева посмотрела на тряпицу, нежившуюся в целебной ванночке. – А ты сражаешься уж точно лучше меня.

– Я думал, ты не терпишь, когда тобой управляют.

– Не когда это поможет нам обоим выжить. Или хотя бы не упокоиться окончательно, – мрачно прибавила она.

Герберт следил, как она освобождает от бинтов другую руку. И молчал, пока Ева помогала затянуться последней ране, вышедшей глубже остальных.

– Можешь себя поздравить, – проронил он затем.

– С чем?

– Ты доказала, что я был неправ.

Ева подняла голову.

– Я думал, ты годна лишь на то, чтобы подчиняться, – буднично разъяснил некромант, отвечая на потрясение в её глазах. – Быть безвольной куклой. Источником помех, но не помощи. Ты доказала обратное. – Отвёл взгляд, посмотрев на свою ладонь в её пальцах. – Если бы не ты, сегодня меня убили бы. Я жив только потому, что был там с тобой. Спасибо.

Ева не сказала ни слова. Не знала, что сказать. Просто отвернулась, чтобы снова выкупать тряпку в миске.

В последние дни венценосный сноб удивлял всё больше. Слава богу, приятно.

Эти мысли быстро привели к другим, вовсе не таким приятным, и улыбка, просившаяся на губы, померкла, так до них и не добравшись.

– Герберт, – произнесла Ева тихо, – как я буду сражаться с королевой, если убийцы так легко смогли меня победить?

– У тебя есть преимущество.

– Что я уже мертва? – Промокнув на глазах бледнеющую рану, Ева досадливо мотнула головой. Скрутила хлопок в пальцах, сквозь которые бежали струйки лазурной настойки. – Сегодня в меня вонзили меч. А если королева решит сжечь меня? Дотла? Она лучшая колдунья страны, Герберт, как я смогу её победить?