Опустошитель

"когда ты смотришь под юбки бабам, ты видишь мое лицо"

смерть – это оправданно

событий змей вклейки газет детских моих фотографий

первое семи и встреча дождь сквозь рассвет стынет закатом

помнишь тот Днепр

где смерть – это нормально?

17

Илья Данишевский

1. Ом — священный слог ее смерти

В первом действии, где обычно мы можем наблюдать героя

за каким-либо занятием, – чем-нибудь странным, чтобы сразу

можно было сказать, будто это какой-то «герой», чем-то отлич-

ный от иных, пусть даже фактурой, действием, пусть хотя бы и

так — на этот раз полная и зияющая тишина. Обрыв. Но есть

немного зеленоватый свет из-под плафонов вокзала, будто бы

завезенный из Индии, из Индонезии, откуда-то, что может в

уме быть похожим на эту мрачную зелень… под ветром плафо-

ны раскачиваются и освещают перрон, на котором множество

тех, кто мог бы быть героем повествования; остросюжетной

повести, коль уж она, – глаза и волосы какого-то цвета, пря-

мой/с горбинкой нос, походка (какая-то классификация этой

походки), – покидает вокзал с недовольным видом, видимо, не

дождавшись, не встретившись с каким-то идеальным исходом,

в темноту за стенами вокзала, когда на коже еще ощущения

или даже аллергия от казенного белья, когда в голове шум

цыганской свадьбы из соседнего вагона, или еврейской свадь-

бы, когда все тело будто инородно ступает по темной улице,

что-то должно с тобой случиться. Или старик, поднимает лицо

к лампам, ощущает от них тепло, будто Ее любовь с того света,

глядящая на него сверху вниз своим сияющим ликом в обрам-

лении зеленоватых теней. А вообще-то О.М. читает книгу, на

обложке женщина посреди темноты, но видно, что темноту

пририсовали или наложили поверх силуэта, тени неправиль-

ные, а внутри про мужчину, который смотрит вверх… О.М.

смотрит вверх, не на лампы, но поверх книги; в детстве она

часто повторяла описанные движения, чтобы как можно глубже

поверить автору, но сейчас она не может ему поверить, подни-

мает глаза, пространство вокруг нее ненастоящее, какое-то

наложенное на силуэт О.М. извне, из сочащегося светом поезда

выходят люди, или их выталкивает наружу этот свет, еще за-

спанных с ощущением тела, как не принадлежащего им, или

О.М. видит эти тела такими скомканными со злобой, что они —

18

Нежность к мертвым

не Т.В; Тимура Викторовича все еще нет на перроне, хотя уже

почти все высыпали наружу, Тимур Викторович появляется

лишь тогда, из этого железного брюха, когда О.М. возвращает-

ся к книге, где мужчина поднимает глаза к небу в поисках

умершей жены, и не может видеть Тимура, и Тимур Викторо-

вич направляется к ней… наверное, они обнимаются и все про-

чее, что может происходить при встречах, под руку к выходу с

перрона, где темнота немного разбавлена фонарями, и где Ти-

мур говорит, протягивая ей платок, что этот платок куплен в

Барганкасе, и где она говорит «спасибо», и думает, что, навер-

ное, выскальзывая наружу виделась кому-то девушкой очеред-

ной истории, что выходит под руку в темноту столичной ули-

цы с этим восточным платком, что кто-то мог подумать, будто

так все и начинается, какая-либо история, но О.М. знала, что

все заканчивается, она сказала Тимуру «все заканчивается…», и

он ответил «да», подумав, что она имеет в виду «все тленно», и

О.М. добавила «у нас, у нас все заканчивается», и там, в тем-

ноте, Тимур отвечает, что «нет», О.М. убирает книгу про муж-

чину и женщину в сумку, где уже лежит платок, зная, что не

дочитает и что в следующий раз будет плакать, увидев этот

платок. Ей даже кажется, что они с Тимуром нарисованы на

баннере, что они рекламируют платки, книгу и завершения, что

ничего не происходит, что с каждым шагом, который можно

услышать и ощутить, ничего не меняется, кроме старения кле-

ток, кроме смерти клеток, кроме того, что раз в семь лет орга-

низм полностью заменяет свой состав и всегда непонятно, на

каком этапе этого изменения ты находишься именно Сегодня…

и вот, он говорит ей, что жизнь Франциска, Франциска какого-

то началась на плантации опия, а еще его отец держал маковые

поля, и когда Франциск выходил из дома, ему виделись эти

маковые поля, как огромное обезображенное тело или тело с

огромной раной, к чему бы это не было сказано, Тимур начал

это так: «…сын торговца опия», – и О.М. посмотрела на Тиму-

ра, пытаясь вспомнить все эти домашние заготовки, но не

смогла; и не смогла даже вспомнить, в чем заключается их с

Тимуром история, в чем ее таинственная суть, кроме виднею-

щихся над водой коралловых мелочей о том, что она ждала, а

он не приехал… ничего не было видно, словно вода поднялась

этой ночью и заставила людей забыть, что когда-то на месте

этого моря существовала их деревня; так вышло, будто море

19

Илья Данишевский

имеет силу внушать забвение в сердца своих жертв; и вот, пе-