Ближе к выходу пожилые мужики-ра-ботяги. Еще дальше – люди опустившиеся и переставшие за собой следить. Это "чухны". Рядом с ними, с самого края, прямо напротив входа два пидора – Марина и Наташа.
Нужно искать свое место в этом стран-ном мире. Все определяется какими-то пра-вилами и обычаями, но правила эти расплыв-чаты и ускользают от четкого понимания. На-рушение их, однако, грозит потерей уважения, чего здесь допускать нельзя.
Несомненны только некоторые запреты, например ни в коем случае нельзя открывать чужую тумбочку. Это приравнивается к кры-сятничеству (последствия могут оказаться очень и очень прискорбными). Еще один запрет – нельзя становиться на пол босой ногой. Стя-гиваешь ботинок, снимаешь носок, потом ста-новишься на этот ботинок, потом проделываешь эту же операцию со второй ногой и только после этого забираешься наверх. Откуда такая щепе-тильность? Трудно сказать. Обстановка вроде не располагает. В комнате плотными клубами пла-вает сизый дым. Окурки бросают прямо на пол. Шнырь уберет. При такой скученности нет спа-сения от вшей. Да, от тех самых. Ведь пидоры и чухны за собой не следят, а спят все впритык друг к другу. Поэтому вошь гуляет вольно и свободно.
Вначале появляются гниды. Потом на-чинаешь чесаться. Каждый вечер снимаешь с себя всю одежду и, сидя на шконке, вниматель-но просматриваешь каждый шов. И каждый раз находишь эту погань. Спасения от них нет. Можно только почаще стираться и проглажи-вать одежду, особенно швы. Но это все на день – два, потом играем все сначала.
Так и сидят каждый вечер, ищутся, как обезьяны.
К нашему отделению примыкает "во-ровское". По неписаным законам мы не ходим туда, они не ходят к нам. Но это правило не очень-то соблюдается. Братания нет, но какие-то деловые контакты существуют.
Наша зона общего режима. Максималь-ные срока у "аварийщиков". Это шофера, кото-рые при аварии кого-то искалечили или убили. Самый большой срок на зоне – тринадцать лет. Мужик на самосвале спьяну чуть ли не целую автобусную остановку ликвидировал.
У нас в отряде один аварийщик двинут умом. Иногда он нормальный молодой мужик, иногда "уезжает". Может в середине разговора неожиданно сказать: "Слушай, я техталон не взял. Посмотри в бардачке, в кабине".
А так, кого только нет: сектанты, и ху-лиганы, "домашние боксеры" и грабители…
Вообще обстоятельства, кого и за что по-садили, это дело личное. Никто никого не может расспрашивать. Кто-то рассказывает, кто-то молчит.
Некоторые из рассказов чрезвычайно красочные. Помню, один малый, по имени Во-лодя, несколько вечеров подряд рассказывает нашей кампании о своих похождениях. Не знаю, насколько правдивы все подробности, но в це-лом рассказ чрезвычайно точен психологически.
Началось с того, как Володя подставил свою подругу богатому армянину и как они его глушанули и ограбили.
Армянин среагировал на ограбление очень быстро. Подругу замели, а Володя скрыл-ся. Полдня сидел на автовокзале соседнего го-родка, ждал автобуса, чтобы уехать в другую область, и трясся от страха, зная, что, скорее всего, его уже объявили в розыск.
Потом приключения в Сочи – в основном девочки и кабаки. Потом Нарва и Таллинн – де-вочки и кабаки. В Нарве его взяли. Дали пять лет. Два отсидел.
Зона ивановская и, естественно, очень многие сидят за кражу ткани – "за мануфакту-ру", как здесь выражаются.
Много обычных пожилых работяг, кото-рые залетели в неприятности по пьянке или по недоразумению. Лишний раз убеждаешься, что на зону может залететь практически любой, если так сложатся обстоятельства.
На промзоне работают немногие. Там па-ра каких-то цехов, мастерские, стройка непонят-ная.
Основная же работа, которой занимается наша зона – изготовление плетеных сеток. Тех самых, с которыми хозяйки на рынок ходят. Есть определенная норма (когда есть материал). Кто-то честно плетет сетки, кто-то покупает. Ес-ли хорошая погода, плетут внутри локалки, на свежем воздухе. Если холодно или дождь, пле-тут, сидя на своих шконках.
Хотя зоной верховодят ивановские, в на-шем отряде вся верхушка москвичи, поэтому его и зовут "московским". Естественно, все теплые места заняты ими же. От меня москвичи отвора-чиваются. Срок у меня маленький – "на параше на одной ноге отстоять можно".
Через два дня после прибытия меня вы-зывает отрядный. Капитан, спокойный надеж-ный мужик. Не помню его имени и отчества, но с отрядным повезло. У соседей два офицера – молоденькие лейтенанты. Зеков они открыто не считают за людей. Если он с тобой говорит, то не глядя и не разжимая губ.
Отрядный предложил мне место ночного шныря. Меня это очень даже устраивает.
Дневной шнырь – несчастное существо. Он обязан убирать помещение и следить за по-рядком днем. А кроме того, он на подхвате, вро-де полового в трактире.
Мне же нужно просто ночью не спать. Теоретически я не должен впускать в отделение посторонних, но это просто смешно. Кто меня, собственно, будет спрашивать?
Вторая моя обязанность заключается в том, чтобы мотать на челноки пряжу, из которой плетут сетки.
Зона действительно голодная. Тема про-питания стоит на первом месте.