Опыт биографии. Невиновные

— Эти люди составят костяк наших будущих присяжных. От вас, уважаемая Галина Викентьевна, зависит, чтобы они непременно попали в коллегию. Двух мы поставим в начало списка, а четверых распределим ближе к концу. Остальные восемь человек, которые будут отобраны из всех кандидатов, не так важны. Я говорю восемь, потому что надо будет предусмотреть двух запасных. В крайнем случае, если не получится единодушия при вынесении вердикта, то из оставшихся шести двоих присяжных мы сможем обработать и уговорить вынести тот вердикт, который нам нужен.

— Подождите, а если из этих шести один или двое заболеют или возьмут самоотвод и на их место придут запасные? — Галина Викентьевна заподозрила, что у психолога проблемы с математикой.

— Не беспокойтесь. Вы проведете судебный процесс за две недели. Я буду присутствовать на всех заседаниях и, как только замечу проблемы в восприятии и поведении клиентов, сразу же включусь и все улажу. Мне ведь за это деньги платят.

— А кто вызовет этих людей в суд? — спросила Галина Викентьевна.

— Вот их адреса и домашние телефоны. Ваш секретарь их вызовет, как и положено по закону. Открытки пришлете потом. На отбор должно прийти человек двадцать пять — тридцать. Важно, чтобы наши шесть «клиентов» попали в окончательный список. Вот вам еще восемь фамилий — этих людей тоже включите в список кандидатов в присяжные. Они возьмут самоотвод: с ними я уже договорился. Пока всё. Если будут какие-то вопросы, звоните. Я всегда на связи. Поставьте меня в известность, когда назначите дату отбора. Я буду присутствовать. Вы меня представите как помощника судьи. А я уж постараюсь, чтобы адвокаты ни о чем не догадались.

Николай Васильевич откланялся, а Галина Викентьевна осталась сидеть за столом. Когда дверь за психологом закрылась, она несколько минут напряженно смотрела в одну точку. Потом ей показалось, что у нее поднялась температура. Она бросилась к зеркалу, которое висело в маленькой комнате, примыкающей к кабинету: щеки горели, глаза блестели. Так бывало всегда, когда ее охватывало сильное волнение. Судья Мухина понимала, что вышестоящее начальство снова бросило ее на амбразуру. Председатель суда передала ей заказное дело, с которым не смог справиться другой судья. А это значит, что пресса станет трепать ее имя, адвокаты примутся разыгрывать комедию, то и дело заявляя ей отводы. Ей придется эти отводы отфутболивать и по ходу процесса исправлять ошибки следствия, контролировать и направлять в нужное русло гособвинителей.

Галина Викентьевна любила власть. И ей нравилась ее работа. Она ощущала себя частью власти. Она прекрасно знала, что те, кто стоит выше нее, ее используют, вынуждая выносить судебные решения, как правило, неправосудные. Но Галине Викентьевне льстило, что решения, от которых зависела жизнь незнакомых ей, но уже заранее несимпатичных людей, выносились от ее имени.

Она испытывала ни с чем несравнимое, почти сексуальное наслаждение, когда произносила: «Суд приговаривает… к… годам лишения свободы». Впрочем, справедливости ради стоит сказать, что не меньшее, а может, и большее наслаждение она испытывала и в тех редких случаях, когда оправдывала и освобождала подсудимого из клетки.

Но таких дел с каждым годом оказывалось все меньше и меньше, и Галина Викентьевна предпочитала не задумываться почему. От угрызений совести ее освобождали еженедельные рабочие совещания, проходившие в кабинете председателя судебной коллегии по уголовным делам. На этих «посиделках» судьи докладывали о делах, находящихся у них в производстве, и получали четкое и недвусмысленное указание, какое решение должно быть вынесено по тому или иному делу.

В последние годы Мухиной стали поручать исключительно дела государственной важности. Она прекрасно знала, что по таким делам оправданий быть не может.

Открыв папку с делом Алексея Летучего, Галина Викентьевна вздохнула: с подобной доказательной базой ей приходилось сталкиваться, когда она судила другого «шпиона» — сотрудника российского МИДа. То дело до нее рассматривали трое судей — не справились. Председатель горсуда пришла тогда к судье Мухиной на поклон: в деле с доказательствами тоже было не ахти, но она выручила, прикрыла халтуру следователей. «Рыбу» приговора на флешке прислали из ФСБ заранее — и Галине Викентьевне не составило большого труда подогнать допросы свидетелей под обвинительный приговор.

В отличие от дела дипломата, которого арестовали после встречи с корейским коллегой-разведчиком, в деле ученого Летучего, кроме его собственных признаний о связях с предполагаемыми шпионами, не было никаких доказательств государственной измены. Экспертизы о секретности газетных вырезок, в изобилии представленные в тексте обвинительного заключения, противоречили одна другой. Само следствие сокращало одно обвинение за другим: если в начале ученого обвиняли по тридцати эпизодам, то сейчас речь шла только о четырех.