Опыт борьбы с удушьем

– Ну, не все в один карман, бабки делятся между своими. Когда начал воровать – деньги-то настоящие воруются, сотнями тысяч – отказаться от них уже невозможно. Меняется качество жизни. Сесть нельзя, потому что все повязаны, абсолютно все. Если и сажают, то пришлых ребят. Так что ты, Сева, смотри в оба.

2

В Ташкенте Сева любил останавливаться в гостинице «Интурист». По идиотскому советскому регламенту проживать там больше двадцати восьми дней подряд было нельзя. Когда этот срок подходил к концу, администратор просила Севу освободить номер, и ему приходилось переезжать в другую гостиницу.

– Продли мне гостиницу, – однажды попросил Сева Алика Шварца.

Несмотря на то что Сева теперь в основном работал с Юрой, Алика он не забывал. Бывая в Узбекистане, он привозил ему из Москвы подарки и водил по ресторанам за свой счет. Почти каждый вечер они выпивали у Севы в гостинице, в его двухкомнатном люксе. У Севы всегда была выпивка и полные вазы свежих фруктов.

– Есть у меня один знакомый полковник КГБ, – сказал Шварц, подумав. – Я с ним поговорю, он все устроит.

Алик дал номер полковника Севе, и на следующее утро тот позвонил полковнику прямо на работу.

– Здравствуйте. Я – Бялый, – представился Сева.

– Да, знаю, – ответил полковник. – Через полчаса зайди к администратору, и тебя переселят в другой номер. Зарегистрируешься под новой фамилией, выдумай любую. Паспорт у тебя просить не будут.

Через несколько дней Сева со Шварцем устроили в номере пьянку, пили и пели до утра. На следующее утро Сева, с трудом оторвав голову от подушки, обнаружил у себя в номере двоих в штатском, которые трясли его за плечо и совали в лицо документы сотрудников Комитета государственной безопасности.

– Гражданин, предъявите ваши документы, пожалуйста.

Сева, преодолевая сильнейшее похмелье, показал им свой паспорт.

– Одевайтесь, поехали.

Приехали в управление КГБ, Сева честно все рассказал, что на самом деле он Бялый Савелий Матвеевич, вот паспорт, а так как в гостинице нельзя жить больше месяца, то он назвался Ивановым Иваном Ивановичем.

Про свой разговор с полковником из того же управления, как и про других своих знакомых в Ташкенте, Сева упоминать не стал.

– Да, мы все поняли, – ответили ему, – а чем занимаетесь?

– В Художественном фонде работаю экспертом-искусствоведом.

– Ладно. Подождите, мы разберемся.

Севу оставили одного в кабинете. За четыре часа, проведенных в одиночестве в кабинете управления госбезопасности, Сева о многом успел подумать. Например, о том, что если они копнут, то выяснится: он вовсе не работает экспертом в Худфонде, а, наоборот, нигде не оформлен и является безработным, то есть тунеядцем по советским законам. А за тунеядство дают срок до пяти лет.

Волновало Севу и содержимое его портфеля, скромно стоявшего у него в ногах. Пока открыть портфель не просили, но, если такой миг настанет, комитетчики могут заинтересоваться бланками, на которых Сева подписывал договоры. Бланков таких с шапкой «Художественный фонд СССР» в природе не существовало. Сева сам отпечатал эти ведомости в типографии при «Мосфильме», где его дядя Шура работал главным бухгалтером. Бланки договоров он слямзил из Подольска, но там ведь в заглавии значилось подольское отделение, а совсем другое дело, когда узбеки видят документ из Худфонда СССР. Сева взял оригинал ведомости, сам придумал название, ему умельцы в типографии все красиво оформили за бутылку водки и отпечатали. Важно было, чтобы люди видели шапку, они не в курсе, что подобных договоров не существует. Потому что увидит узбек-председатель хлопкодобывающего колхоза или председатель горисполкома в узбекской глубинке бланк, например, Худфонда Грузии, официальную бумажку, которую Сева мог без проблем получить от грузинских художников, и скажет: «Вали в свою Грузию». А так товарищ из Москвы, по решению ЦК партии, и это Художественный фонд всего Советского Союза. А в Грузию этот заказ попал по распределению ЦК, именно там назначили, чтобы данную работу выполняло грузинское отделение Художественного фонда Советского Союза, – так Сева объяснял, когда узбеки спрашивали, почему картины делают именно в Грузии.

– Не важно, где делают картины, у нас везде Советский Союз, товарищи. Мы с вами занимаемся важнейшим государственным делом, – внушал Сева подозрительным узбекам. – Я лично уже пять раз в Грузию летал и проверял качество работ. Комиссии заседали с представителями ЦК во главе. Работы сделаны на самом высоком художественном уровне. Все в порядке, не беспокойтесь.

…Сева встал со стула и прошелся по кабинету, разминая затекшие ноги. «Три года за тунеядство, еще три года за подделку документов, а сколько они еще дадут за саму мою деятельность, хотя я не ворую ничего и придраться вроде не к чему? А когда это их волновало? Итак, еще четыре года. Итого выходит десять лет на круг», – подсчитывал он в уме, наматывая круги по комнате.

Дверь открылась, и в кабинет вошел человек.

– Вот ваши документы. Вы свободны, – сказал он, протягивая Севе паспорт.