Наконец, заметим, что именно в предельных, пограничных ситуациях*, в присутствии, например, смерти, страдания, греха, мы видим таинственный переход от экзистенции к трансцендентному. И я процитирую здесь Ясперса, так как эти слова его существенны для понимания самых сильных сторон его позиции, а также для понимания той тесной связи, которая соединяет его с Хайдеггером. Речь идет об определении, пограничных ситуаций (Bd. П. S. 203). «Ситуации, как, например, ситуация нахождения в ситуациях, ситуация включенности всегда в определенные ситуации, ситуация, состоящая в том, что я не могу жить без борьбы и страдания, что неотвратимо принимаю на себя ошибку или вину, что я должен умереть, — вот что я называю пограничными ситуациями. Они не превращаются друг в друга, но изменяются лишь в своем обнаружении. Отнесенные к нашему уделу (Dasein), они выступают как определяющие. Мы не можем бросить взгляд выше их. В рамках нашего удела мы не видим ничего за их пределами. Они подобны стене, о которую мы бьемся, на которую натыкаемся. Не в нашей власти их изменить, но мы можем лишь их прояснить, не давая им при этом объяснения или же
180
выводя их из чего-то другого. Они неотторжимы от самого нашего удела».
Это подчеркивание роли пограничных ситуаций мне лично представляется сильной стороной философии Хайдеггера и Ясперса* в противовес идеализму, старающемуся их устранить, растворяя в сиропе из чистых отвлеченностей. Платой за такое подслащивание выступает полная утрата контакта с жизнью, с трагической реальностью человека, а также потрясающая неспособность не то чтобы дать ответ на точно формулируемые проблемы нашего драматически напряженного существования, но даже неспособность их понять и доставить тем, кто живет ими, поддержку понимающей симпатии, какой бы скромной она ни была.
II
Наше представление ситуации является существенным образом пространственным. Это — позиция, которую занимают одни вещи по отношению к другим в определенном топографическом порядке. Но если мы захотим определить, что же такое, собственно говоря, ситуация, то мы скажем, что это — реальность, интересующая субъекта как Dasein, отмечающего при этом свои пределы и свое поле деятельности. Это — реальность, которая, будучи конкретной, не выступает ни исключительно как физическая, ни исключительно как психическая, но одновременно как то и другое, и определяет для меня свои преимущества и свои неудобства, помогающие мне или же причиняющие мне затруднения, дающие мне шанс или отнимающие его у меня — или и те и другие сразу. В качестве Dasein, то есть в качестве существа, живущего эмпирически, я нахожусь в таких ситуациях, в которых я действую и побуждаюсь к действию, не отдавая себе в них отчет иначе чем схематическим или частичным образом. Эти ситуации существуют, лишь трансформируясь, изменяясь, обновляясь, и я могу их в чем-то изменить, создав технически, юридически, психически новые ситуации. Эти ситуации связаны между собой, и научное исследование позволяет обнаружить такие связи и постичь их. Так как быть в эмпирии означает быть «в ситуации», то невозможно, причем абсолютно, выйти из одной ситуации, не войдя при этом в другую. Среди этих ситуаций пограничные, или предельные, ситуации — это те, которые в своей сути не изменяются, будучи способными к изменению лишь модуса своего обнаружения. Поскольку они соотносятся с нашим эмпирическим бытием, постольку они выступают как финал и предел. Они не позволяют, чтобы над ними господствовал ум, который их рассматривает (uberschaubar), как мы об этом уже сказали. Скорее они сами выступают как стена, о которую мы ударяемся. Мы можем только их прояснить, но не объяснить, исходя из чего-то другого, чем они сами, откуда бы они возникали как следствия дедукции.
181