ный субстрат, и бытием, в самом себе присутствующим в экзистенции, не являющейся эмпирическим сознанием (Bd. I. S. 20). Экзистенция и трансценденция взаимосвязаны друг с другом, будучи совершенно разнородными. Это соотношение раскрывается в эмпирическом сознании1. Таким образом, исследующее сознание ученого характеризуется господством идеи субстрата, в то время как философ схватывает бытие в явлении в зависимости от некоторого дешифрующего кода и в мышлении, зовущем к экзистенции...
С этой точки зрения принцип имманентности не является истинным, раз сознание понимается как объект исследования. Но он оказывается значимым там, где оно выступает для нас лишь как то, что приходит к обнаружению (zur Erscheinung kommt), то есть входит в сознание. Как только оно отстраняется от себя самого в качестве объекта исследования, приоткрывается и закрывается одновременно для сознания как то, что для самого исследования выступает в качестве бессознательного во всем множестве своих проявлений, так и то, что для экзистенции выступает в качестве трансцендирующего. Но это дополнение по отношению к сознанию необходимым образом само присутствует в нем — для исследования оно выступает как теория бессознательного, а для экзистенции как шифр бытия — форма в самой себе противоречивая и потому ускользающая. Впрочем, надо быть осторожным с экзистенциальным смыслом слова «обнаружение» (Erscheinung) в противоположность к его объективному значению. Экзистенциально «обнаружение» есть осознание (ein Bewusstwerden) и объективация (objektiv gewordensein), в которой схватывается целое как бытие (Bd. I. S. 21). «Проявление сознания в качестве объекта исследования, — говорит Ясперс, — относится нами к субстрату, остающемуся для нас совершенно чуждым. Проявление же экзистенции относится нами к тому, чем мы исходно являемся, к тому уровню, где мы отвечаем за себя» (Ibidem). Первое из этих обнаружений выступает как универсальное для познания, второе проявляется в экзистенциальной коммуникации. Это различие действительно очень четкое. Является ли оно таким же по отношению к экзистенции и трансценденции? В этом пункте также имеется один существенный для мысли Ясперса момент, который следует выявить с максимальной четкостью. Как мне представляется, этот существенный момент состоит вот в чем: «Бытие в своей тотальности неистощимо и не может иссякнуть в тотальности того сущего, которое еще решает, есть ли оно и к кому оно принадлежит. Такое сущее само связано с таким бытием, которое есть не экзистенция, но ее трансценденция» (Bd. III. S. 2). Действительно, сам акт, посредством которого я ищу бытие, несет с собой ограничения, исключающие саму
179
возможность его нахождения. Но, с другой стороны, если мои поиски прерываются, то это все равно как если бы я сам перестал существовать. Следовательно, то, чего мне следует добиваться, это единства настоящего момента и поиска (Einheit von Gegenwart und Suchen). И лишь посредством «предвосхищения (Vorwegergreifen) того, что должно быть найдено, сам поиск возможен. Трансценденция должна присутствовать там, где я ее ищу» (Bd. III. S. 3). Способы осуществления такого поиска, исходя из существования как возможности, суть пути к трансценденции. Их выявление составляет задачу философской метафизики, и мы увидим, как Ясперс с особой силой подчеркивает недостаточность любого бытия, не являющегося трансцендентным. Мы не можем смотреть на свободу как на нечто последнее (fiir das Letzte). Ведь она еще находится во времени, на том пути, на котором еще осуществляется возможное существование. Она не есть бы-тие-в-себе. В трансценденции свобода прекращается, так как трансценденция не есть сфера решений. Здесь уже нет ни свободы, ни несвободы. Бытие как свобода — вот самый глубинный зов, адресованный нам, так как то, чем мы являемся, еще зависит от нас и не есть бытие трансценденции. «Даже свобода, будучи предоставленной самой себе, — говорит Ясперс, — обречена. И именно только в трансценденции, которая как таковая доступна лишь для самой себя, она ищет своего свершения... Во всяком случае преодоление самодостаточности служит ей последним удовлетворением, которое ей может предоставить жизнь во времени» (Bd. III. S. 5).
Речь идет лишь о том, чтобы, когда придет момент углубить понимание того, что же такое трансценденция, не отступать назад к философии объективности, которая не смогла возвыситься даже до восприятия экзистенции и свободы.