Опыт конкретной философии

' se situer (фр.) — располагаться; отсюда термин «situation» («ситуация»). — Примеч. пер.

3*

67

ния способны ко все более и более внутренней определенности. В каче­стве примера возьму случай, когда язык использует союз «между»: про­свет между деревьями, долина между горами. Жить в пространстве это­го просвета, или в этой долине, несомненно, означает находиться в ситуации или даже на перекрестке ситуаций, по отношению к которым слово «между», несмотря на кажимости, уже дает нам схему если и не динамическую, то, по крайней мере, преддинамическую. Так, если я живу в долине, зажатой между двух горных хребтов, то в подсознании я могу ощущать себя так, будто бы я стиснут между створками футляра, и ис­пытывать при этом инстинктивную потребность раздвинуть эти напи­рающие на меня массы, которые, сближаясь, могли бы меня раздавить. Но столь же может случиться, что эта промежуточная позиция, кото­рую я занимаю, будет восприниматься мною как способная к посред­ничеству, что я сам предстану для себя как пересечение враждующих между собой сил, как инстанция их взаимной коммуникации. Все это влечет за собой множество следствий, причем пространственный ха­рактер носит лишь исходная точка отправления. Например, я вообра­жаю себе сознание, которое может иметь о себе самом такое буферное государство, как, например, Бельгия в прошлом или Швейцария в на­стоящем, или же, снижая мифичность ситуации, просвещенный граж­данин подобных наций. Можно было бы подвергнуть аналогичному анализу и такие ситуации, которые выражаются следующими слова­ми: на краю того-то, на борту того-то, выше того-то и т. п. Во всех случаях такого типа следует быть методически осторожным и стоять на страже против стерилизующей абстракции, истолковывающей мес­то как простое пространственное определение, признавая при этом его функционирование как качественно значимой ситуации.

Справедливо, что это значение может иметь место лишь для жи­вых существ или постольку, поскольку существа, охваченные этими отношениями, выступают как живые. И примеры, которые я только что привел, имеют свой смысл только в этом случае. Это совершен­но ясно. Единственное, что нужно отметить, так это то, что лишь ценой искажающей абстракции мы разобщаем это живое целое, саму фактичность живого и те динамические схемы, посредством кото­рых ситуация, в которой оно находится, выражает себя. В действи­тельности же все это совершенно неотделимо одно от другого.

Здесь мы касаемся проницательных замечаний, сделанных Мин-ковским относительно динамической и жизненной категории отзву­ка, или резонанса (retentir), возможно, даже преодолеваем их1. Он по­казывает, что, хотя сначала пытаются ограничить использование этого слова акустическими явлениями, тем не менее в действительности обнаруживается, что оно имеет гораздо более широкое поле значе­ний. Если мы придерживаемся явлений слуховых восприятий, то это слово означает «как если бы источник звука находился внутри

'Minkowski. Vers une cosmologie. P. 101.

68

закупоренной вазы и звуковые волны, вновь и вновь отражаясь от ее стенок, наполнили бы ее своим звучанием. Или, иначе говоря, это происходит так, как если бы звук охотничьего рога, отсылаемый со всех сторон эффектом эха, заставил бы задрожать в едином порыве ничтожный листочек и мельчайшую былинку, преобразив весь лес в звуковой вибрирующий мир...». «Предположим, — продолжает ав­тор, — что эти элементы отсутствуют: я верю в то, что в таком случае мы увидим, как мир оживает и наполняется (независимо от инстру­мента, вне его и вне всякого физического свойства) проникающими глубинными волнами, которые, не являясь звуковыми в чувственном смысле слова, тем не менее будут^все равно гармоническими, резо­нирующими, мелодичными, способными определить любую тональ­ность жизни. И сама эта жизнь будет охвачена резонансом до самых глубин своего существа при контакте с этими звучащими и молча­щими одновременно волнами, будет пронизана ими, затрепещет в унисон с ними, заживет их жизнью, сливаясь с ними в одно единое целое». В этом и состоит сущность явления резонанса.