самого ряда. По правде говоря, здесь речь идет о том, что имелось бы по ту сторону возможного схватывания в силу своей внутренней скудости. Не станем отождествлять эту гипотетическую лрйгп х>Ъ\1 с абсолютом, который был бы недосягаем для возможных посягательств со стороны другого лишь потому, что он сначала интегрировал бы его сам.
Однако я должен заметить, что на этом слишком нахоженном пути у нас нет никакого шанса достичь цели и что в конце концов мы рискуем даже утратить контакт с теми конкретными данными, из которых исходили.
Если я попытаюсь резюмировать достигнутое нами и перевести во внутренний план те заключения, к которым мы пришли, то буду вынужден сказать примерно следующее: когда я размышляю над тем, что занимаю в мире определенное место, когда я стараюсь выявить, что же представляет собой моя «этость» (ecceite), тогда я вынужден признать, что мои условия живущего делают из меня не только существо, подчиненное объективно устанавливаемым детерминациям, как это понятно само собой, но еще и предоставленное или, если угодно, открытое другой реальности, с которой я вступаю в некоторую связь.
Здесь для нас открывается новая перспектива. На каких же условиях я могу вступить в общение с этой другой реальностью? Я сейчас оставляю в стороне тот факт, что, для того чтобы найти взаимопонимание с другой личностью, я нуждаюсь в языке, который был бы для нас общим, позволяющим нам понимать друг друга. Я ограничусь тем, что подчеркну одно предварительное условие: необходимо, чтобы я смог некоторым образом предоставить во мне место для другого. Но если я полностью погружен в самого себя, в свои ощущения, чувства и заботы, то мне явно будет невозможно уловить, расслышать послание другого. И то, что я только что назвал расклеенностью, предстает в данный момент передо мной как незанятость (disponibilite). Тем самым мы приходим к тому, чтобы спросить себя, а не имеем ли мы основание для того, чтобы принять фундаментальную аналогию между чувственной восприимчивостью живого существа, открытого своему окружению, и незанятостью сознания, способного остерегаться другого.
Если это сближение не совершенно произвольно, то правомочно пытаться прояснить низшее, исходя из высшего, и спросить, не является ли содержание незанятости, или открытости другому, уже некоторым образом предсуществующим в недрах чистой восприимчивости? И поистине, что значит принимать? В этом случае, как и в большинстве подобных случаев, следует исходить, как мне представляется, из самого богатого и полного восприятия, а не из самого бедного и деградированного. Принимать (recevoir) не означает быть пассивным, претерпевать. Это и не просто оказывать прием (accueillir), хотя между тем и другим существует определенная близость, от которой нельзя полностью отвлечься. Глагол «принимать» тем более
1 первоматерию (греч.).
71