Опыт конкретной философии

Я не знаю более бессмысленных и, в конце концов, более возму­щающих наш дух споров, чем те, в которых периодически сталкива­ются между собой католики и протестанты, будучи, впрочем, одинако­во добросовестными и полными желания достичь взаимопонимания, и в которых они стараются выяснить моменты своего согласия и не­согласия. Как только католик объявляет протестанту, что он, католик, а вернее Церковь, обладает монополией на глобальную истину, только искаженные заблуждением обрывки которой даны протестанту, как только он начинает радикальным образом отрицать за своим оппонен­том способность находиться на том же уровне, что и он сам, отвергая тем самым возможность спора, так сразу же вопреки самым благопри­ятным предзнаменованиям начавшаяся встреча приносит горькое и разочаровывающее впечатление непоправимого недоразумения. Совер­шенно избежать этого, очевидно, нельзя, по крайней мере по факту, если не по праву. Однако в то же время подобная невозможность вза­имного понимания христиан настолько обескураживает и озадачива­ет, если иметь в виду свет евангельского учения, что мы обязаны про­тивиться ей всеми нашими силами, чтобы вырвать из нас это зло во всех его разновидностях. Исследуя суть различия между ортодоксией и конформизмом, которое я пытался установить, мы можем, как мне кажется, найти тот путь, по которому следует здесь идти.

В замечательной во многих отношениях книге преподобного отца Конгара, посвященной экуменизму, мы нашли смелое и исполнен­ное героического евангелизма высказывание: «Поскольку мы пред­принимаем что-то против кого-то, даже против заблуждения, то мы ведем себя не совсем как католики». Конечно, это утверждение мо­жет вызвать возражения. Но мне кажется неоспоримым, что католик может — и по правде говоря, должен — выступать самым категори­ческим образом против претензий. Он может осуждать ересь только в той степени, в которой она претендует быть истиной. Но в таком случае — ив этом вся проблема — против подобной претензии сле­дует выдвигать нечто иное, чем обратную претензию или утвержде­ние, которое другим может отождествляться с противоположной пре­тензией. И мне кажется, что нечто требуемое здесь есть Милосердие

148

и только оно одно, которое выше и сильнее всего. И как раз в этом заключается основополагающий урок Нового Завета. Если это так, то ортодоксия может быть признана этим другим, этим чужим, к ко­торому мы в тревоге обращаемся только в свете полного Милосер­дия, которое она должна распространять, — в противном случае она не есть Абсолютная Верность, являющаяся ее сутью. И поэтому нельзя ли сказать, что всякое ущемление Милосердия со стороны тех, кто взял на себя трудную задачу действовать от имени Церкви, есть по­сягательство на саму ортодоксию в том совершенно четком смысле, что такое ущемление ведет к тому, что в глазах другого ортодоксия предстает как претензия, вместо того чтобы быть вечным свидетель­ством, и что постольку оно предает и ее и Христа, о котором она свидетельствует? Для меня тем самым оказывается отвергнутым, во имя самого католицизма, тот род вздыхающего и презрительного снис­хождения, которое многие из нас обнаруживают перед своими отде­ленными братьями и которое выражается в «мы, католики», проти­вопоставляемом «вы, бедные слепцы». Диалектика, которую я пытался обнаружить в отношении «благонамеренных», оказывается правомерной и здесь. Избранничество, в христианском смысле сло­ва, измеряется прежде всего дополнительной ответственностью, ко­торую берет на себя избранник. Это правомерно и в отношении като­лика. Если верно, что ему дано думать о еретике иначе, чем дано еретику думать о католике, то только при условии освобождения его от всего, что сколько-нибудь могло бы напоминать чувство превос­ходства или привилегии, и при условии обострения в нем самом со­знания своей личной ущербности. Это возможно лишь в том случае, если он берет на себя груз его заблуждений, не обвиняя его в них и по-фарисейски не радуясь тому, что он сам чудесным образом свобо­ден от них. Как можно, в самом деле, не напомнить нам о том, что наше христианское призвание делает нас свидетелями? Мы свиде­тельствуем в пользу ортодоксии, то есть в пользу Христа, только тем смирением, которое должно быть не установкой, а признанием ре­альной и неизбежной ситуации. Не следует забывать также, что если не в нашей власти совсем отказываться от свидетельствования, то мы в состоянии, к сожалению, свидетельствовать против нашего Гос­пода и увеличить тем самым число тех, кто каждый день вновь Его распинает. Ошибка любого конформизма в том, чтобы считать, что между этими двумя свидетельствами, между этим «Да» и этим «Нет», в которых кристаллизуется вся судьба духа и вне которых есть место лишь для хаоса мнений, может быть среднее звено. Но если этот хаос, этот туман не рассеивается с восходом солнца, то он исчезает во мраке ночи.

1939

ЗА ПРЕДЕЛАМИ ЭКУМЕНИЗМА