Женщина в оранжевом начинает кричать на нас, стоящих ниже ее. Она кричит нам, что стоит там, наверху, чтобы привлечь внимание к женским половым органам. Ага, так вот для чего ей понадобились эти большие трусы. Она вытягивает наружу футболку с надписью «Мали» и вновь кричит: «Я делаю это во имя трех миллионов женщин, которые подвергнутся в этом году обрезанию в Мали». Затем она вытаскивает кривые садовые ножницы, символическим щелчком обезглавливает розу и швыряет бутон в поток встречного ветра. Никто не задается вопросом, кажутся ли девушкам из Мали цветочные бутоны достойной заменой половых губ и клитора. Затем она стаскивает с себя футболку и вновь кричит: «А вот, кому хочется Мали?» Бросает футболку жирному американцу в бейсбольной кепке, а тот передает ее жене.
Что ж, это было забавно. Но кто мог подумать, что вопрос женского обрезания может вызвать смех? Путь этой женщины в Африке будет долгим, и на этом пути многие розы лишатся своих бутонов. Толпа, жаждущая маек на тему клитородектомии, машет руками и требует еще. (Все же футболка — забавная вещь, находящаяся на стыке культуры и политики, своего рода персональный рекламный щит, посвященный тому или иному убеждению.)
Николас Пенни — директор Национальной галереи, человек, который (я готов биться о заклад на картину Пуссена[88]
) даже если и ходит в футболках с рисунком, то разве что с едва заметным. На прошлой неделе он, воспользовавшись интересом к происходящему на Трафальгарской площади, заявил о том, что следовало бы вновь сделать проезжей дорогу перед Национальной галереей. По его словам, это позволило бы создать санитарный кордон (три ха-ха) между высоким искусством и простонародьем. Ну-ну!Мы занимаемся не чем иным, печально кивал он головой, как разрушением классической красоты площади. На ней проходит множество событий, она стала шумной и вонючей. На статуи львов и фронтоны зданий то и дело забираются люди. Это, кстати, проблема любого классического монументального градостроительства — оно заставляет людей чувствовать себя никчемными, неуместными, вульгарными человеческими отбросами — хотя, разумеется, это совершенно не входило в планы проектирующих монументальные городские пейзажи.
Само это место предназначено для того, чтобы человек почувствовал себя маленьким и убогим. Его величие и масштаб позволяют одновременно грозить кулаком populus[89]
и показывать французам непристойный жест аж двумя руками. Архитекторы георгианской эпохи разрушили площадь, спроектированную Нэшем, который построил ее на месте средневекового рынка с магазинчиками и улочками. Площадь стала своего рода каменной печатью гражданской империи, убедившей растущее, не находящее себе места и скандалящее население в его долге. Граждане были призваны помнить о великих и благородных мужах, создавших империю и принесших ей богатства.Можете ли вы назвать имена людей, чьи статуи делят площадь с проектом Гормли? Это труднее, чем найти ответ на знаменитый вопрос об именах семи гномов или братьев Маркс. Могу ли сделать это я сам? Ну, разумеется (после изучения ряда источников). Это Генри Хейвлок, герой осады Лакхнау[90]
, — он умер, не успев вернуться домой, от сильного расстройства желудка. Генерал Нейпир, человек, которого не любили при жизни, хотя куда меньше, чем его статую после смерти. Он захватил провинцию Синд и, возможно, никогда и не посылал апокрифическую телеграмму (со словом