Опыт путешествий

Наряду с четырнадцатью островами, шестьюдесятью с лишним мостами, дюжиной Нобелевских лауреатов и бесчисленным количеством разновидностей сельди в городе есть свыше семидесяти музеев, что даже с учетом активно впитывающей культуру современной Швеции можно считать настоящим шведским столом с точки зрения новых знаний и опыта. Но если у вас есть возможность посетить лишь один музей, это должен быть музей «Ваза». Невозможно приехать в Швецию и не зайти в этот корабль, спрятанный внутри здания. «Ваза» — единственный существующий в мире деревянный корабль XVII века. Он затонул в гавани Стокгольма в свой первый выход в море и сохранился благодаря консервирующим свойствам балтийских фьордов. После того как в 1960-х его подняли на поверхность, корабль законсервировали и выставили в музее, напоминающем ангар. Пусть мой рассказ звучит скучно, как рассказ о «Мэри Роуз»[163], но нельзя передать, с каким чувством вы впервые войдете внутрь и увидите этот высокий и удивительный объект. «Ваза» был не просто кораблем с неудачной судьбой. Он должен был стать самым великим из военных кораблей. Его построили по приказу великого героя Тридцатилетней войны Густава Адольфа. Мало какой музейный экспонат способен так успешно провести вас по страницам истории, как это делает «Ваза». В процессе восстановления ученые смогли реконструировать лица по черепам моряков, ушедших с кораблем на дно. Лица скандинавов XVII века смотрят прямо на вас. Кажется, вы попали в ловушку времени.

«Ваза» заставляет нас вспомнить несколько исторических фактов. Швеция была достаточно агрессивной воинственной нацией, рожденной их достаточно обширной конфедерацией племен, торговавших и грабивших континент вплоть до Черного моря. Шведы воевали с поляками, русскими, немцами и датчанами на протяжении двух столетий. Немецкие сказки до сих пор пугают детей рассказами о том, что к ним под покровом ночи могут прокрасться шведы. Эта балтийская империя включала Финляндию, Норвегию, части Дании и Германии и, как ни странно, остров Сент-Бартелеми, который Швеция получила от Франции в обмен на склады в Гетеборге. (Столица этого острова в Вест-Индии до сих пор представляет собой вольный порт с названием Густавия.) Швеция контролировала деятельность лиги, объединявшей все скандинавские страны, а также Гренландию и Исландию. После вспышки чумы и Тридцатилетней войны Швеция стала самой сильной страной в Северной Европе, и к тому же самой нетерпимой.

Будучи последней континентальной страной, принявшей христианство и державшейся за норвежских богов с их склонностью к насилию и грабежам, шведы приняли кальвинизм и превратились в нетерпимых фундаменталистов, совершая крестовые походы в Финляндию и Германию. Любая другая религия в стране была вне закона. Шведы, исповедовавшие иные вероучения или не признававшие Бога, изгонялись. Страной управляли аристократы, говорившие на французском, на которых работало несколько миллионов беднейших и самых отсталых крестьян в Европе.

В самом начале XX столетия около 15 % шведов (в основном молодых и здоровых) эмигрировали в Америку. В большинстве всем они осели в Миннесоте, где благодаря выносливости и изобретательности, мрачной религиозности и крепкому семени смогли обрабатывать землю, в которую никто другой не мог бы воткнуть и лопату, в условиях жесткого климата, который напоминал им о родине. Они смогли превратить прерию в пшеничное море и прокормить мир.

Суть этой истории в том, что когда-то Швеция придерживалась взглядов, диаметрально противоположных тем, с чем связываем мы ее сегодня. Страна была милитаристской, нетерпимой, реакционной, суеверной, с жесткой иерархией и чертовски бедной. А затем, благодаря какому-то катаклизму, ночной депрессивной вспышке просветления, новой реальности, возникшей в воображении благодаря шнапсу и сауне, шведы вдруг решили измениться, причем всем скопом, синхронно. Не просто сменить подушки и занавески, а изменить вообще все. Стать другими — склонными к плюрализму, либеральными, современными, сексуально расслабленными, культурно открытыми, демократичными, миролюбивыми и нейтральными, увлеченными идеями социального благосостояния и общего блага, здоровья, счастья и картин Бергмана. Я даже не могу представить какую-либо другую страну, которая могла бы столь зримо доказать, что национальные характеристики не заложены внутри нас, а являются следствием многих лет неправильных действий, предубеждений, страха, снобизма и злоупотреблений. Шведы смогли пересадить свои корни и превратиться в международный стандарт заботы, образец человечности. И это замечательно. Стокгольм выглядит и ведет себя как многосоставный удобный европейский город. В нем присутствуют все хорошие черты, которые мы бы хотели видеть в себе, и мы почти не замечаем признаков пагубного влияния.

Мне кажется, все по-настоящему великие города выстроены на воде — на реках, заливах, вокруг портов или на озерах.