Опытъ закона о народонаселеніи

Если подобная картина можетъ уяснить изслѣдуемый вопросъ, я не вижу причины, по которой ее можно было-бы считать неудобною; точно также, по моему мнѣнію, едва-ли будетъ справедливо признавать писателя мечтателемъ за такія предположенія, если только, ради полученія практической выгоды изъ своей теоріи, онъ не настаиваетъ на всеобщемъ подчиненіи этой теории, а способенъ довольствоваться той средней и частной степенью улучшеній, на которую только и можно разсчитывать отъ наиболѣе полнаго разъясненія нашихъ обязанностей.

Но между представленной мною картиной и другими подобнаго-же рода изображеніями, существуетъ большое различіе. Предположенное мною улучшеніе можетъ происходить тѣмъ-же способомъ, какъ и вообще всѣ пріобрѣтенныя уже улучшенія, т. е. путемъ прямого объединенія общественнаго блага съ частными интересами и возрастающимъ благосостояніемъ каждаго отдѣльнаго лица. Никому не вмѣняется въ обязанность производить какиія либо дѣйствія, несогласныя съ нашими привычками или основанныя на новыхъ побужденіяхъ; отъ насъ не требуютъ, чтобы мы имѣли постоянно въ виду общественное благо, представленіе о которомъ, быть можетъ, недоступно нашему пониманію. Общественное благосостояніе должно вытекать изъ благосостоянія отдѣльныхъ лицъ, и для достиженія перваго каждый долженъ заботиться о самомъ себѣ. Въ этомъ случаѣ даже нѣтъ необходимости во взаимномъ содѣйствіи. Каждый шагъ ведетъ къ цѣли. Кто исполняетъ свой долгъ, тотъ и получаетъ вознагражденіе за это, какъ-бы ни было велико число людей, уклоняющихся отъ своихъ обязанностей. Этотъ долгъ ясенъ и доступенъ всякому пониманію — онъ сводится къ тому, чтобы не производить на свѣтъ дѣтей до тѣхъ поръ, пока не имѣешь средствъ для ихъ прокормленія и воспитанія. Это правило, освобжденное отъ неясности, которою затемнили его различныя системы общественной и частной благотворительности, не можетъ не поразить своею очевидностью, и каждый человѣкъ, несомнѣнно, пойметъ налагаемое имъ обязательство. Если онъ не можетъ прокормить своихъ дѣтей — они должны умереть съ голоду; если онъ женится, не имѣя увѣренности въ томъ, что у него будутъ средства для содержанія семьи, то принимаетъ на себя вину за бѣдствія, причиняемыя его поведеніемъ самому себѣ, своей женѣ и дѣтямъ. Очевидно, его собственный интересъ и счастье требуютъ, чтобы онъ отсрочилъ вступленіе въ бракъ до тѣхъ поръ, пока трудолюбіемъ и бережливостью онъ не пріобрѣтетъ средствъ для содержанія семьи. Поэтому, до наступленія этой поры, онъ не въ правѣ отдаваться своимъ страстямъ, не нарушая божескихъ законовъ и не причиняя вреда самому себѣ и своимъ ближнимъ. Такимъ образомъ, соображенія, вытекающія изъ личныхъ интересовъ и собственнаго блага, налагаютъ на него обязанность строгаго исполненія нравственнаго обузданія.

Какъ-бы ни была неотразима сила страстей, замѣчено, что онѣ всегда, до извѣстной степени, могутъ быть подчинены вліянію разума; поэтому, врядъ-ли можно назвать мечтателемъ человѣка, утверждающего, что разъясненіе дѣйствительной и постоянной причины бѣдности, подтверждаемое очевидными доказательствами и примѣрами, способно оказать замѣтное вліяніе на поведеніе народа. Во всякомъ случаѣ слѣдуетъ предпринять попытку къ такому разъясненію, котораго до сихъ поръ еще никто не дѣлалъ.