Но вдруг, словно, предупреждение о великой тайне плотского в одухотворенном материнстве, всплыло в памяти Сабрины стихотворное посвящение Сергеева. В нем патетика женских фантазий приземлялась мгновенно на иную, видимую ясными глазами и мужским умом, высоту. Сабрина рискнула прочитать своим новым подругам "Сомнения и откровения". Хотелось проверить женскую реакцию, будет ли она солидарна чувствам Сабрины, сидят ли в каждой былые ощущения достаточно глубоко!
Выслушав стих, девочки задумались, инстинктивно поеживаясь от легкой сексуальной щекотки. Каждая думала про себя: "да, тема была поднята запретная". Во всяком случае, с нею не выставишься на всеобщее обозрение, скажем, в какой-нибудь дурацкой телевизионной передаче, проходящей под предводительством заурядного болтуна – например, Комиссарова. Он и ведет ее, как истинный комиссар, то есть "уполномоченный", только не по сбору и воспитанию сексуальных масс, а по перекачке фекальных масс. Лучше бы такие болваны писали лирические стишата!
Вдруг попросила слова Катя. Несколько смущаясь посвященных, сильно задетых особой круговой порукой, она попросила разрешения прочитать еще один стих ее отца – Сергеева. Стишок был найден у матери в личных бумагах сравнительно давно. Оба родителя тогда еще были довольно молодыми: Сергеев лихо водил собственные "Жигули", основательно используя их для "порабощения" женского пола. Тогда Светлана Николаевна – преуспевающий врач-гинеколог – и попала в умело расставленные Сергеевым сети. Видимо, безобидный стишок можно считать свидетельством бурления страстей. Легкий пасквильчик назывался "Сакраментально-ироническое".