Оракул Вселенной (Путь равновесия)

— У меня их два — английский и испанский. Предки моей матери жили в Англии, в графстве Суссекс, в настоящем средневековом замке. А отец у меня испанец, Алонсо Рамирос. И он говорит, что в его жилах течет кровь великого Гарсиа Лорки. А значит, она течет и во мне. Вы знаете испанский?

— Немного.

— Тогда послушайте.

Как-то незаметно они углубились в одну из галерей и оказались на небольшой уютной террасе, примыкавшей к галерее. За распахнутым настежь окном шумел ночной парк. Шел дождь, пахло прелыми листьями, деревья стояли, как затаившиеся в ночи великаны. Две-три звезды мерцали в тусклом разрыве облаков. Откуда-то издалека доносилась музыка, тихая и грустная, и сливалась с шорохом дождя и негромким, печальным голосом Джоанны.

Я твое повторяю имя
По ночам во тьме молчаливой,
Когда собираются звезды к лунному водопою,
И смутные листья дремлют,
Свесившись над тропою.

И кажусь я себе в эту пору
Пустотою из звуков и боли,
Обезумившими часами,
Что о прошлом поют поневоле.

Я твое повторяю имя
Этой ночью во тьме молчаливой,
И звучит оно так отдаленно,
Как еще никогда не звучало.

Это имя дальше, чем звезды,
И печальней, чем дождь усталый.
Полюблю я кого-нибудь снова
Как любить я умела когда-то?

Разве сердце мое виновато?
И какою любовь моя станет,
Когда белый туман растает?

Будет тихой и светлой? Не знаю.
Коль могла б по луне погадать я,
Как ромашку, ее обрывая![2]

Закончив читать, Джоанна долго молчала, глядя в заоконную тьму, изредка едва слышно вздыхала. Зоров тоже молчал, боясь нарушить чуткое очарование.

— Это мое любимое стихотворение Лорки, — не оборачиваясь, с затаенной болью в голосе произнесла Джоанна. — И самое близкое. Я лишь чуть изменила третью строфу, рассказав от имени женщины. От своего имени.

Зоров молчал, болезненно напрягаясь и вздрагивая душой. Он давно уже понимал, что все происходит неспроста, а сейчас окончательно уверовал, что недаром подошла к нему эта девушка с неправдоподобно, мучительно прекрасными глазами, не просто так заговорила и прочитала щемящее, пронзительное стихотворение великого поэта… Это все должно иметь смысл, в который раз подумал Зоров. Это просто не может не иметь смысла. И разгадка рядом, как говорится, руку протянуть, шаг сделать… но он молчал, замерев и чуть дыша, стараясь унять сердце, которое, как ему казалось, слишком громко стучало в тишине. Шаг сделала Джоанна.

— Вы, наверное, думаете, почему я подошла именно к вам? — Девушка повернулась к нему с печальной улыбкой. — Я отвечу. Только вначале скажите: вам знакомо имя Энрико Гонсалес?

Зоров был готов, казалось, ко всему. Но вопрос Джоанны напрочь вышиб его из седла. Энрико Гонсалес. Весельчак, балагур, любимец всего Отряда… душа любой компании, неистощимый кладезь анекдотов, десантник божьей милостью, командир группы «Ураган»… Обрел вечный приют в черных скалах Гидры, четвертой планеты Беты Кассиопеи. Одиннадцать лет тому назад. А болит, как будто все случилось вчера… Но великий космос, откуда знает его эта девчонка?!

— Я любила его, — сказала Джоанна. — А к вам подошла, потому что увидела на груди точно такой же значок, который носил Энрико.

— Но Джоанна… Сколько же вам лет?!