Последний раз Яков пил пиво много лет назад. Еще в те времена, когда перед выборами в местные Советы в дальнюю деревню забрасывали не только яблочный сок, но чего-нибудь покрепче. И сейчас это мгновенно сказалось на его настроении.
«Вот город, – одурев от горького напитка, отметил он, – с ходу по мозгам лупит».
Бородач словно угадал его мысли и подтвердил это на факте – налил Калинкину оставшееся пиво.
– Будь здоров…
– И ты, борода, не болей, – осмелел Яков.
– Ты мореман или деревня?
– Че, по харе не видно?
– С верховья, что ль?
– Ну да…
– А сюда зачем?
– Да вот, это самое… чокера собираю, ну и…
– Постой-постой!
Глаза бородача вспыхнули, губы задрожали, он как-то сразу весь выпрямился, поправил на себе ватник, заговорил совсем другим голосом:
– У тебя деньги есть?
– Деньги?!
Калинкин машинально полез в карман за распиской на получение премии и наткнулся на деньги.
– Ух ты, есть, – удивился он, не сразу сообразив, откуда взялись деньги. – Вот тебе и чокера!
– Чего? – не понял бородач.
– Чокера, говорю, дефицит, – весело пояснил Калинкин. – Где бы еще раздобыть?
– Ну да… Конечно, дефицит, – хитровато пробурчал бородач. – И раздобыть их не всегда можно…
Он неожиданно засуетился, ловко обшарил пивную сальными глазками, с жаждой глянул на Калинкина.
– А теперь ты нам ку-ку! Бери пиво… Мы сейчас… Калинкин встал в очередь за бутылочным пивом, а бородач вместе с приятелями вышел на улицу.
– Вы куда, ребята? – крикнул им вслед Калинкин, но они почему-то не ответили.
Очередь продвигалась медленно.
Яков взял восемь бутылок пива и, поставив на стол, опять подумал о том, что Просекин отличный человек.
Праздник души в сердце слесаря продолжался.
«Сейчас придут его городские дружки, и он обязательно расскажет им, какой у него директор, – решил он. – И расписку на премию покажет, и распоряжение на получение нового станка…»
Наконец дружки появились.
– Вы что, и в самом деле ку-ку? – спросил Калинкин и оторопел от удивления.
Трое городских приятелей были обвешаны чокерами, словно новогодние елки увесистыми гирляндами.
– Лешаки! – громко закричала буфетчица. – Ларек в гараж превратили! Стойки бензином пропахли, а вы что вытворяете? Вон отсюда!
– Мы чо, выпимши иль к горлу с ножом лезем? Чего кричишь, Роза?
– Я не кричу, а в помещении с частями от трактора не положено.
– Где написано про то?
– На лбу у тебя написано, брондохлыст! В глазах твоих осоловелых! – еще больше повысила голос буфетчица, обращаясь к бородачу.
Она вышла из-за прилавка и подошла к теплой компании.
– Счас пиво отыму и за дверь всех четверых!
– А мы тебе, кхе! Взятку дадим. Верно? – заулыбался Калинкин, сочувственно поглядывая на бородача.
Мужики прыснули от смеха, хорошо зная, что Роза берет взятки не только деньгами, но и капустой муниципальной.
– Ты ей конец чокера на груди завяжи, а другой к трактору! – выкрикнул один не из робких посетителей ларька.
– Ты у меня живо отгул на пятнадцать суток схватишь! – закричала буфетчица и достала из халата свисток.
Посетители ларька замерли. Только обвешанные чокерами, словно по команде, переглянулись и положили стальные тросы на пол.
– Слушай, парень, – оживился бородач, обращаясь к Якову, – пусть эта зараза кричит, а нам ради такого дела шарнуть надо.
– Кого шарнуть?
– Дурачок… Выпить, говорю, надо.
– Зачем?
– Как зачем?
– А вот так, зачем? – повторил Калинкин. – Я, например, культурно решил отдыхать, хоть и в душе погано.
– Ну давай красным побалуемся, – не успокаивался бородач. – Денег жалко?
– Не жалко… С железками вы поторопились.
– Все равно давай… Мы сейчас… Калинкин выложил остаток денег.
Бородач что-то хотел сказать, но, как только буфетчица приставила свисток к губам, он вместе со своими дружками ринулся к выходу.
– Постойте, мазурики! И вам за железки достанется!
Буфетчица преградила путь бородачу и его компании, пронзительно засвистела.
– Полиция!
В утепленную дверь ларька просунулась голова полицейского.
– В чем дело?! – мрачно спросил он.
– Да вот, Петя, опять покоя нет. Этот в серой кепке, – буфетчица кивнула на голосистого остряка, – ругается, как сапожник. А эти ларек в гараж превратили – видишь? – она глянула на чокера. – Готовы к стойке паровоз подкатить, лишь бы ерша накушаться.
– Ваши документы? – так же мрачно спросил дежурный, обратившись к бородатому здоровяку и его компании.
– С собой не носим, – вежливо ответил бородач за своих приятелей.
– Тогда в отделение пойдем.
– И этого, Петя, уводи, – буфетчица опять глянула на Калинкина. – Он мазуриков спаивает, а они ему железо толкают…
– Вот ведь до чего додумались! И надо же на такое позариться! Пройдемте, гражданин, в отделение, – обратился участковый к Якову.
– Нет, я в отделение не пойду.
– Как это не пойдете?
– А вот так, парень, не пойду, и все тут… Вины за собой не чую! – Калинкин начинал нервничать.
– Придется пройти, гражданин, – полицейский взял руку под козырек, – потому как эти железки краденые, и вы к ним имеете прямое отношение!
– Краденые?!
– Вот именно…
Яков удивленно посмотрел на чокера, отошел от стойки к нахохлившемуся бородачу, к притихшей компании.