Оранжерея

На следующий день я не поднимаюсь с кровати, пока Сэм не уходит на работу. Как только встаю, первым делом звоню на биржу труда. Непись, который отвечает на мой звонок, звучит не очень похоже на разумное существо, но соглашается послать за мной такси на следующее утро. Я выхожу на улицу и бегаю взад-вперед по дороге, пока не вымотаюсь – что теперь занимает гораздо больше времени, – затем принимаю душ. Остаток дня провожу в гараже, пытаясь починить арбалет, но у меня не особо получается. Интересно, зачем я вообще заморачиваюсь – ведь не собираюсь никого пристрелить из этой штуки?

Я оставляю Сэму наполовину размороженную пиццу и записку, объясняющую, как довести ее до кондиции на кухне. К тому времени, когда вхожу в дом, уже темно. Сэм прячется в гостиной с включенным телевизором, и я без проблем пробираюсь к себе наверх, ложусь спать, не видя его. Это легко устроить теперь, когда мы оба избегаем друг друга.

Мне снова снится кошмар. На этот раз – другой, гораздо менее выразительный, чем та бойня, но в некотором смысле даже более тревожный. Представьте, что вы – детектив или какой-нибудь следователь. И ищете дурных, плохих людей, которые прячутся в тени. Они совершили ужасные преступления, но переписали воспоминания всему миру, чтобы никто не вспомнил, что они сделали и кто они. Вы также не знаете, что они сделали и кто они такие, но ваша задача – найти их и привлечь к ответственности, чтобы не они, не кто-либо другой никогда не забыл, что произошло и каковы были последствия случившегося. Итак, вы – детектив и шарите по темным углам, злачным местам в поиске улик, но сами не знаете, кто вы и почему вам поручили именно это задание. С тем же успехом вы сами могли быть из числа тех преступников. Если они вынудили всех забыть о том, кто они и что сделали, устроить такое для них – пара пустяков, верно? Вы можете быть виновны в преступлении настолько ужасном, что оно не имеет названия и всеми давно забыто, но неумолимая логика расследования вынуждает вас арестовать себя и предать суду. Итак, вас ждет наказание за преступление, которого вы не понимаете и даже не помните, и наказание это – тоже выше человеческого понимания. Оно заставит вас блуждать по темным углам и злачным местам, словно призрак, лишенный большинства воспоминаний, кроме несводимого клейма исходного греха. В рамках искупления старой вины вас заставляют искать других, гораздо более опасных преступников. Вы находите зацепку, однажды лично встречаетесь с тем, кого ищете, и, когда протягиваете руку, чтобы схватить негодяя, внезапно обнаруживаете, что смотрите на самого себя… истинного?

Я просыпаюсь в испарине, чувствуя себя ужасно больной. Сердце прыгает в груди, а Сэма рядом нет. И я уже спешу всерьез обидеться на его отсутствие, а потом думаю – что я сделала со своим единственным здешним другом? До рассвета заливаю подушку горькими слезами.

А на следующий день – приступаю к своей новой работе.

8. Дети

Такси, которое отвезет меня на биржу труда, прибывает через полчаса после отъезда Сэма. Я готова и жду его, но сама идея заставляет меня нервничать. В некотором смысле это необходимость – обретение независимости от Сэма, дополнительный источник дохода, встречи с другими сокамерниками, выход из одинокой колеи безработной жены, – хотя в остальном решение сомнительное. Я понятия не имею, что здесь подберут для меня, это займет много времени и, вероятно, будет скучно и бессмысленно. Пусть я встречу новых людей, но, вероятно, и возненавижу их с первого взгляда. То, что поначалу казалось отличной идеей, теперь вызывает у меня ужасное напряжение.

Таксист не в силах облегчить мою участь – он молчит всю дорогу.

– Приехали, – наконец бросает он коротко. – Выходите, пожалуйста.

Я выхожу и направляюсь к внушительному зданию по правую руку от себя, с вращающимися дверями из дерева и латуни, надеясь, что моя неуверенность незаметна. Подхожу к секретарю.

– Я Рив Браун. У меня назначена встреча в… эм… в десять часов с мистером Харшоу.

– Проходите, – отвечает непись, указывая на дверь с матовым стеклом и золочеными буквами наверху.

Простучав каблуками по каменному полу, я подхожу к двери и открываю ее.

– Мистер Харшоу? – спрашиваю я.

В комнате почти все место занимает широкий деревянный стол, поверх него брошена дубленая окрашенная шкура какого-то крупного травоядного. Стены обшиты деревом и все увешаны сертификатами и групповыми зернистыми фотоснимками неких мужчин в темных костюмах, пожимающих друг другу руки. За столом восседает стареющий мужчина в точно таком же темном костюме, с почти безволосой головой и широкой талией.

Он слегка приподнимается, когда я вхожу, и протягивает мне руку.

«А он точно непись?» – сомневаюсь я.

– Приветствую, Рив. – Его голос звучит расслабленно и уверенно. – Не присядете?