– Как насчет кофе или чая? – неуверенно спрашиваю.
Он останавливается и снова смотрит на меня взглядом мертвой рыбы.
– Это не против правил? – уточняет он.
– Вообще-то да, но вы будете не в самой библиотеке, – щебечу я, – а в архивах, к тому же вы тут главный, вот я и подумала…
– Пусть будет кофе. С молоком, без сахара. – Фиоре исчезает внутри, оставляя ключи в замке.
Мое сердце бьется быстрее. Я иду в комнату отдыха. Яна дремлет, когда я открываю дверь. Она вскакивает, испуганная и бледная.
– Рив…
– Ничего-ничего, – говорю я, подходя к чайнику и наполняя его водой. – Пришел Фиоре, и я его впустила. Слушай, почему бы тебе не пойти домой? Ты плохо себя чувствуешь, к чему оставаться здесь?
– Да я сама подумывала… – Яна качает головой. – Я порылась в карманах в поисках бумажного фильтра для заваривания кофе и поставила на подносик самую вместительную кружку, какую смогла найти. Зачерпываю кофе в бумагу с диким усердием, останавливаясь, лишь когда понимаю, что сделать его слишком крепким для Фиоре так же плохо, как и не заставить его выпить весь.
– Тебе не следует слишком много думать, Рив. Это только вредит.
– О, да неужели? – абстрактно спрашиваю я, сдирая фольгу с маленькой шоколадной таблетки, купленной в аптеке, и кроша половину в кофейную гущу, когда чайник начинает шипеть. Сворачиваю фольгу в тугой шарик и выбрасываю в мусорную корзину.
– Да, если ты думаешь о том, как выбраться
– Я вызову тебе такси…
– Я имею в виду – отсюда. – Я оборачиваюсь и вижу, что она смотрит на меня с видом загнанного в ловушку зверя. Это один из тех моментов экзистенциальной мрачности, когда кокон лжи, который мы плетем вокруг себя, чтобы замазать трещины в реальности, крошится, и нам остается смотреть на всё неприглядное, что он скрывал. Яну, оказывается, мучает ровно то же, что и меня, – но в ее случае всё еще хуже. – Я устала это терпеть. Меня собираются положить в больницу и вытащить череп нового человека из моей дырки, хотя туда с трудом помещается не самый крупный член. А потом наверняка произойдет «несчастный случай», я истеку кровью, и они отдадут меня доктору Хант, чтобы та заразила меня своим прирученным цензурным червем. Я выйду из больницы улыбчивая – как Ивонна и Патриция, – и не останется никакой
Я хватаю Яну.
– Заткнись, – шиплю ей на ухо, – этому не бывать.
Она всхлипывает, внутри нее поднимается страшный вой. Если она выпустит его наружу, я в полной заднице, потому что Фиоре услышит нас.
– У меня есть план.
– У тебя… что?
Чайник закипает. Я мягко отталкиваю Яну в сторону и тянусь выключить его.
– Послушай. Иди домой. Прямо сейчас, сию минуту. Предоставь Фиоре мне. Главное – перестань, мать твою, паниковать. Чем более изолированными мы себя считаем, тем более изолированными становимся. Я не позволю им морочить тебе голову. – Я ободряюще улыбаюсь ей. – Поверь мне.
– Знаешь что? – Яна громко фыркает, затем отпускает меня и достает из коробки на столе носовой платок. – Ты… в любом случае не говори мне ничего. – Она сморкается и глубоко вздыхает. Снова смотрит на меня – продолжительным оценивающим взглядом. – Ты уже обо всем догадалась… и не собираешься сдаваться?
– Если мне есть что противопоставить – конечно, нет. – Я беру чайник и осторожно наливаю кипяток в бумажную воронку, где он увлажняет кофейный порошок, высвобождая из него ксантин и растворяя половину скрытой в нем таблетки слабительного, поднимая антрахиноны и мочегонный кофеин в чашку. Дымящийся вкусный кофе. Если повезет, Фиоре просидит в туалете десять минут после того, как выпьет. – Не волнуйся. Я, наверное, через несколько дней скажу, все ли идет по плану.
– Значит, у тебя есть план. – Она опять сморкается. – И ты хочешь, чтобы я пошла домой?
– Да. Прямо сейчас. Не попадайся Фиоре на глаза. Я сказала ему, что ты себя плохо чувствуешь.
– По рукам. – Ей удается слабо улыбнуться.
Я наливаю молоко в чашку и поднимаю ее.
– Сейчас принесу преподобному кофе, – говорю я.
– Принесешь… – Глаза Яны расширяются. – О, я, кажется, поняла. – Она снимает куртку с вешалки на двери. – На самом деле, мне лучше не беспокоить вас. Уйду черным ходом. – Яна ухмыляется. – Удачи!
И она удаляется, освобождая мне пространство для маневров. Я беру кружку с кофе и еще кое-что, лежавшее до поры в раковине, и иду к Фиоре.
Самые простые планы зачастую оказываются самыми лучшими.
Все, что я делаю на библиотечном компьютере, отслеживается. Как только я найду что-то интересное, все, кому нужно, об этом прознают. Вероятно, здесь имеет место быть своего рода приманка – соблазн для чрезмерно любопытных и закоренелых параноиков. И даже если дела обстоят иначе, я наверняка не найду ничего полезного – здешние старые диалоговые интерфейсы не только заумны в эксплуатации, но и слабоумны по сути.