– А дома что для себя лучше делаешь? – Она сузила глаза и нахмурила лоб, от чего стала походить на разозленную комнатную собачку. – Не нравится, не ешь. Что тебе тут деликатесы должны подавать? Ишь, нос воротит.
Я замерла со стаканом в руках. Мне показалось: реакция не соответствовала обстоятельствам.
– Ты чего, Лизка? Она что, дома себе эту муть будет варить? Ты чего разошлась-то? – Взяла на себя роль судьи Тамара.
Елизавета заерзала на стуле, потом посмотрела по сторонам и сникла:
– Да я ничего, так. Чо она… И сказать ничего нельзя.
Потом медленно встала, разжала ладони с горстью таблеток и выбросила их в бак с пищевыми отходами.
Говорили они с Тамарой без умолку и на разные темы. Где лучше покупать бананы, на каком виде транспорта доехать до клиники, как лучше стирать белые носки, что приготовить для непрошенных гостей, какие таблетки пить, а какие – выбрасывать. Их интересовало многое: с кем спит соседка по коммунальной квартире, почему повышают цены на продукты, как изменится климат, чем закончился сериал, какие будут проценты по вкладам, где начались распродажи, куда поехать отдыхать с мужем и без него… Словесный поток накрывал, как оползень, укрыться от него не было никакой возможности, а просьба сделать паузу воспринималась как сигнал к наступлению.
– А что вы мне рот закрываете? – Возмущалась в этом случае Тамара. – Это, не курорт, поняли? Это общественное заведение, лечебное, и нужно со всеми считаться.
Она имела в виду – с ней.
Свобода слова для Тамары было законом непреложным, как высеченным на камне, и на других это право не распространялось. Стоило одной из нас занять внимание окружающих, как Тамара выдвигалась в центр палаты, подбоченивалась с видом рассерженной купчихи и по очереди дергала за руку каждую:
– Ты, что, не хочешь меня слушать?
Если не получала ответа, принимала позу командира на военном смотре: голова откинута, подбородок вверх, грудь – вперед. Казалось, сейчас заведет танк и перейдет в наступление. Поэтому никто не решался сказать «нет»: «Себе дороже», – говорила Людмила, обрывала на полуслове собеседницу и поворачивались в сторону Тамары.
Первое впечатление от Валентины – неприятное: круглое, колобком, тело – как букет воздушных шариков, выступающий живот и короткая шея. Казалось, у такой женщины должен быть зычный голос и злобный характер. Но внешность оказалась обманчивой: Валентина была добродушна и приветлива. Но дружить мне с ней не хотелось, наверное потому, что положительные герои не так интересны, как отрицательные, и человек с недостатками привлекает больше, чем с достоинствами. К тому же Валентина говорила мало, в дискуссиях местного масштаба не участвовала. Подолгу сидела на кровати, скрестив ноги и вышивала крестиком образ Христа. Ее лицо при этом было светлым – с выражением благодати – как у абсолютно счастливого человека.
После обеда Валентина в палату не приходила, возвращалась только вечером, после встречи с близкими, несла тяжелые пакеты с гостинцами и всегда – цветы.
– Ой, чего опять подарил? – Бурчала Тамара, бросая недоверчивый взгляд на букет роз.
– Да я уже говорила Саше, не надо – вся тумбочка в цветах утопает, – оправдывалась Валентина. – Но он считает, что так надо.
Пока Валентина выходила наполнить вазу водой, Тамара совершала множество резких движений, заметно нервничала и тормошила Елизавету. Та послушно откликалась, принимала угодливую позу: спина колесом, голова – вниз.
– Вот те крест! – Божилась Тамара. – Не родной ей муж. Явно любовник.
– Конечно, – соглашалась Елизавета. – Не будет муж каждый день цветы дарить. Полюбовник, точно.
– Да видела я его, – делилась Тамара. – Худой. Черный, как сморчок. Ничего хорошего.
– Да какой из такого мужик? – Пожимала плечами Елизавета.
– Да никакой! Вот увидишь, еще пару раз придет и исчезнет. Кому нужна больная любовница? – Делала прогнозы Тамара.
– Чо – 30 лет прожили и каждый день цветы? Ни за что не поверю. – Елизавета заглядывала в лицо Тамары, будто проверяя: правильно ли она сказала.
Тамара согласно кивала головой и продолжала:
– Да это же не нормально! Вот бы мой Вовка каждый день приносил мне цветы… Я б ему сказала: ты, чо, дурак, что ли, зачем деньги такие тратить? Не поверю, ни за что не поверю, что цветы от мужа.
Кусты сирени уже раскрасились в белый и бледно-фиолетовый, терпкий запах горького миндаля плыл по больничному саду. Трава была яркой, цвета салата, а ветки маленьких елочек – с узкой полоской свежей зелени. Все признаки для начала лета, но воздух был еще сырой и прохладный, особенно ночью. По распоряжению Тамары окно на ночь надо было оставлять открытым, но я от такого проветривания замерзала, и когда она засыпала, украдкой прикрывала створки. Так было и на этот раз. Но в ту ночь проснулась не только я: Елизавета решила навести порядок в своем гардеробе.