Оранжевая смута

Бедный Коля уронил подбородок на ладони рук, локти которых опирались о крышку стола, и почувствовал, что куда-то проваливается.

– Что-то голова у меня разболелась, – простонал он и умоляюще посмотрел на посетителя. – Пожалей меня, Бенедикт. Встретимся как-нибудь еще и продолжим этот разговор. Я полностью со всем согласен, но понимаешь, пока ситуация складывается так, что надо ждать. Ведь москали – это наш газ, это электроэнергия, это нефть, это все. Без них, проклятых, мы задохнемся. Я понимаю, что москали «чужи люды, роблять лыхо с нами», как писал Тарас Шевченко, но пока Евросоюз не уложит нас в свою мягкую постель, необходимо терпеть. Так учит и лидер нации. Пеньбуш об этом знает. Но он хитрый, каналья. А ведь мог бы нам подбросить пятьсот-шестьсот миллиардов долларов, чтоб мы выбрались из ямы. На оранжевую революцию не пожалели двух миллиардов, и вот тебе, пожалуйста: мы победили.

Коля зевнул во весь рот. Секретарь Глория пожалела его и громко сказала:

– Николай Парфенович, обедать пора. Юлия Феликсовна приказали тридцать минут отвести на обед. А после обеда – коллегия. На коллегии отчет – кто что сумел сделать до обеда на благо Родины и укрепления ее независимости.

– Ну, в таком случае я просто вынужден покинуть ваш кабинет, – сказал Бенедикт. – А планировал посидеть и поговорить еще часика два с гаком.

– Так вы уже три часа здесь сидите, – сказала Глория, фыркая.

– Милочка, у меня столько идей, столько нерешенных проблем, на всю неделю хватит. Я один из политиков будущего. Меня оценят потом. Примеров в истории много. Вот Черчилль. Никто его не ценил при жизни, хоть он и войну выиграл. Даже на выборах прокатили. А теперь англичане гордятся им. Так и я. Когда я уйду, моим именем начнут называть улицы и города, а ты, Глория, с гордостью будешь рассказывать своим внукам, с кем ты сидела в одном помещении и чью пламенную речь слушала.

– Николай Парфенович, опоздаете. Впрочем, как хотите, а я пошла: у меня живот подводит, – произнесла Глория и взялась за ручку двери.

– Ты настоящий демократ, раз позволяешь своему секретарю так разговаривать в твоем присутствии, – сказал Бенедикт, протягивая руку на прощание.

22

Юрий Залупценко довольно часто вступал в конфликт с правоохранительными органами, в основном с работниками дорожной службы, не предполагая, что ему самому когда-то придется возглавлять эту могущественную организацию, ломающую человеческие судьбы, способную лишить здоровья, а то и жизни любого, кто имеет несчастье попасться им в руки, совершив какое-нибудь незначительное нарушение.

Если он забывал очки и переходил улицу на красный свет, его задерживали, грубо с ним обращались, он мужественно терпел, сносил оскорбительные слова и площадную брань. И только в редких случаях вытаскивал депутатское удостоверение, желая удовлетворить свое самолюбие, слыша, как страж порядка извиняется перед ним и просит прощения.

И только однажды депутатское удостоверение не спасло его от привода в участок и составления протокола. Это случилось в самом начале оранжевого путча, когда он на радостях пропустил несколько рюмок, сел за руль старенького «жигуленка» и мчался по Крещатику, выжимая педаль акселератора до упора и совершенно не обращая внимания на светофоры и даже на регулировщиков. Капитан Моисеенко, стоявший на вышке, принял его за террориста, срочно передал по рации сигнал тревоги. Несколько машин службы ГАИ, а также мотоциклы с колясками настигли Юру на повороте в сторону майдана. В мгновение ока он был взят в плотное кольцо и остановлен.

– Руки за спину! – приказал майор милиции Егоров.

– Я депутат Верховной Рады, – сказал Залупценко, принимая гордую позу.

– Руки за спину! – повторил Егоров. – Ребята, наденьте на него наручники.

Залупценко заморгал глазами, принял позу наступающего и сжал кулаки, но тут же был сбит с ног ударом кулака, твердого, как кувалда.

– Ах вы суки! – сказал он, но покорился и сел на заднее сиденье между двух работников дорожной службы в милицейской форме. – Я, как только мы победим эту камарилью, попрошусь на работу в МВД и разгоню дорожную службу. А вас всех уволю в первую очередь.

В машине раздался хохот. Даже водитель притормозил, чтобы посмотреть на дорожного хулигана, у которого, по всей видимости, не все в порядке с головой.

– Чего лыбишься? – спросил Залупценко водителя. – Ты даже не знаешь, что я – депутат Верховной Рады, а лыбишься. Ну, я вам устрою баньку… без горячей воды.

– Докажи! – произнес водитель, трогаясь с места.

– У меня во внутреннем кармане, – произнес Юра, пошевелив локтями связанных рук. Сидевший справа старшина милиции извлек удостоверение и ахнул. В нем значилось, что такой-то имярек – депутат Верховной Рады.

– Ребята, что делать будем, это же действительно депутат! Может, отпустим его на все четыре стороны?

– Нет уж, – сказал Залупценко, – везите, я хочу посмотреть вашему начальнику в глаза.