Оранжевое солнце

...Красива степь в зимней одежде. Белоснежная долина, склоны ее в серовато-желтых плешинах. Косяк лошадей двигается медленно, бьют они копытами, разгребая снег, выискивают корм, за ними двигаются коровы, а за коровами — овцы и козы выщипывают остатки. Юрта Цого на холмике. Если бы не темная струйка, которая вьется из трубы ввысь, то увидеть юрту нелегко. Конечно, кому надо, тот найдет.

Дулма сидит у печурки. Цого рядом, он уже в третий раз перечитывает письмо. Почерк Гомбо; Эрдэнэ, видимо, сидел рядом и как всегда вставлял свои слова, их узнать нетрудно... Сердце Цого подсказывало, что жизнь в его юрте поворачивается, но в какую сторону, он и сам еще не догадался. Много ли прошло времени — и столько перемен. Как лисица на мягких лапках подкралось оно: Гомбо и Эрдэнэ выросли, окончили школу, и юрта им не нужна... Цого отложил письмо, прислушался: где-то близко загудела машина. Вышел из юрты. Черный «газик» петлял между увалами. Нырнул в долину, вновь взлетел на пригорок. Спешит к юрте. Цого крикнул Дулме:

— Подбрось в печурку аргала, наполни котел, к нам гости...

«Газик» фыркнул, миновав загон, повернул в сторону юрты, его встретили неистовым лаем собаки. Из машины вышли двое. Желанные гости: приехал сын Дорж и ветеринарный врач госхоза Дагва. Шоферу он подал синий конверт:

— Поезжай к юрте Бодо, вручи ему это письмо; быстро возвращайся, надо успеть пораньше приехать на центральную усадьбу.

Не успели гости и порог юрты переступить, еще не рассеялся холодный туман, ворвавшийся в нее, наполнилась она новостями. Дорж приехал работать в госхоз ветеринарным фельдшером. Дагва, довольный, схватил за руку Цого:

— Спасибо, уважаемый Цого, спасибо за сына! Ты же знаешь, что стадо в госхозе почти утроилось. Могу ли я один справиться? Дорж мой помощник...

Дорж подсел к Цого:

— Хоть ты, отец, и против больших домов со стеклянными окнами, а я буду жить там, на центральной усадьбе.

— Живи, я радуюсь...

Дагва протянул Цого пачку папирос, дедушка пачку отодвинул, закурил трубку, скосил щелки глаз в сторону гостя: его надо и выслушать и выспросить. Когда сгустилось облако дыма над головой хозяина и гостя, Дагва заговорил:

— Уважаемый Цого, пусть пока Дорж поживет в твоей юрте, окрестных стад много, работы хватит... Потом перекочует на центральную усадьбу.

Дулма вытерла повлажневшие глаза, бросилась к печурке, совсем забыла о кипящем котле. Цого пытался спросить о Гомбо и Эрдэнэ. Где они? Какой дорогой жизни пошли? Письма от них были, но по ним трудно что-нибудь понять. Молодые стали хитрее стариков... Окончили школу, заметались, как потревоженные птицы: там хорошо, тут еще лучше, а юрты Цого будто бы и нет на свете. Спрашивают своих дружков, слушают их советы, а Цого, видно, совсем стар, никаких советов дать им не умеет...

Дагва расплылся в улыбке.

— Знаю, многое слышал от Гомбо и Эрдэнэ. Они давно бы нашли свой путь, кое-кто мешает...

— Кто мешает? — вскинул голову Цого.

— Твоя юрта, уважаемый Цого, твоя бородка, трубочка, глаза, весь ты...

— Я?! Значит, я, старый верблюд, им помешал? Убить верблюда, содрать с него шкуру!

— Только подумают куда-нибудь склониться, выбрать специальность и... остановка: понравится ли дедушке, разрешит ли это дедушка?

Цого ущипнул бородку так больно, что скривился:

— Сурки степные, я же им писал: делайте, как подсказывает вам сердце...

Подошла Дулма.

— Родная юрта для них — ласковый очаг. Степь любят. Знаю, они вернутся. Я уже лежанки их обновила, постели мягкие приготовила, сшила новую занавеску. Приедут, приедут...

Дулма радовалась. Около нее Дорж.

— Мама, я спорил с ними. Сердятся. Непослушную овцу легче загнать, чем повернуть их. Гомбо уехал на производственную практику, попал на деревообделочную фабрику, не то в мебельный цех, не то в цех игрушек. Эрдэнэ поступил на курсы техников-бурильщиков. Окончит, поедет...

На печурке разбушевался котел, забулькал, зашипел, запахло гарью. Дулма бросилась к нему, не дослушав Доржа. Котел успокоился. Она вернулась к столу. Все молча курили. Можно ли заставить мужчину повторить им сказанное? Когда-нибудь это было? Слова крылаты, быстролетные птицы, не поймал — потеряются в синеве степей, не вернешь...

Дулма сидела недовольная, Дорж склонился к ней.

— Еще новость слышал. В Улан-Баторе молодой инженер изобрел игрушку, из ее отдельных частей ребятишки легко собирают три двигателя: водяной, песчаный, ветряной. Премию за это получил...

Дулма не слушала, отвернулась, говорил сын о чем-то непонятном, а Цого оживился, смех запутался в его бородке и усах.

— Дулма, такое не осилить нашей голове. В глазах все мелькает, степь дрожит — водяной, песчаный, ветряной!

В юрте тихо, лишь огонек в печурке потрескивает, да молоко в котле кипит, приглушенно всхлипывая. Цого по юрте прошелся, остановился, головой покачал, взглянул на Дагву сердитыми глазами.

— В какие времена живем? Что же будет? Молодые куда хотят, туда и поворачивают... Кто их ведет? Мы, старики, позабыты...

Дагва не ответил, а сам спросил:

— А зачем их вести? Разве они слепые?