Оранжевые шарики (сборник)

Мимо Алексея прошла женщина. Перед входом в церковь она оглянулась, быстро взглянула на Алексея, потом несколько раз показушно перекрестилась. В это время открылась высокая церковная дверь. Женщина посторонилась. Из церкви вышел священник. Женщина что-то сказала ему, он ответил и перекрестил её. Священник внимательно посмотрел на Алексея. Потом медленно прошёл мимо. Возле калитки остановился, повернулся и обратился к Алексею:

– Простите, Вы не Алексей Муромский?

Алексей поднялся, вглядываясь в лицо священника, поправил:

– Муровский.

– Да, да! Муровский! Простите. Вы меня не узнаёте? Я же Костя! Костя Пугачёв! Не помните? – священник стал напевать, – «…То березка, то рябина, куст ракиты над водой. Край родной, навек любимый… та-тата-та-та». Мы же играли с тобой в музыкальной школе «в четыре руки»! Помнишь?

– Костя?! – Алексей узнавал и не узнавал однокашника, – Ты?.. Как?.. Ты же лётчик?..

Священник улыбнулся и протянул Алексею руку:

– Был, был. Не лётчик – штурман. Отлетал. На всё воля Божия. А ты почти не изменился, я тебя сразу узнал.

Алексей смутился:

– Извини, у меня память на лица неважная, а ещё борода, да «камуфляж», – Алексей кивнул на рясу под кожаной курткой священника.

– На всё воля Божия, – повторил священник, – служу, вот. А ты, значит, в столице. Знаю. Читал, читал твои статьи. Молодец!

– Я в газете-то уже давно не работаю, да и не пишу почти. Я теперь маленький чиновник в одном совместном издательстве. Больше читаю, что пишут другие.

– Негоже, негоже. У тебя талант. От того, что Бог дал, отказываться негоже.

– Д-а-а, – Алексей махнул рукой, – я люблю журналистику, люблю писать. Но я люблю писать правду. Я не могу восхвалять какого-нибудь кретина только за то, что он сумел наворовать много денег и купил себе депутатский мандат или чиновничий «портфель». Сегодня правду можно писать только про проституток, педофилов и слесарей ЖКХ. – Алексей горестно вздохнул и вновь безнадёжно махнул рукой. – А ты-то, Костя, как? Такой крутой вираж! …Может в небе кого встретил?

Священник улыбнулся.

– Это не вираж, это пассивное катапультирование… Слушай, Алексей, если есть время, может быть, зайдём, – Константин кивнул на церковь, – там поговорим.

– Время есть. Знаешь, я так стремился сюда. – Алексей встал. – Пойдем. В области совещание проводилось. Я и поехал, только бы сюда попасть. А приехал!.. Того, милого мне, Новотагильска больше нет. Лучше бы я этого не знал. Хотел в школу зайти – не пускают. Постоял на крылечке, яблоньку, которую сам посадил в день последнего звонка, проведал.

Священник открыл церковную дверь и посторонился, пропуская гостя вперёд. Все внутренние двери церкви были открыты. Вдали в полумраке мерцали горящие перед алтарём свечи. Прохладный воздух был насыщен запахом ладана и горящих свечей. Священник, переступив порог, несколько раз перекрестился. Алексей деликатно приостановился у него за спиной. Потом они вошли в небольшую, малозаметную дверь. По крутой лестнице поднялись на второй этаж и оказались в большой, чистой комнате со сводчатыми окнами. Посредине комнаты стоял длинный стол и стулья, у стены старенький кожаный диван. В дальней стене комнаты была ещё одна дверь. Она приоткрылась. В комнату вошла пожилая женщина в платке. Молча, покорно встала у двери, ожидая распоряжений священника.

– Галина Фёдоровна, вы нам чайку сделайте, пожалуйста, – попросил священник.

– Садись Алексей, рассказывай. – Старушка, не сказав ни слова, вышла.

– Ну, вот и говорю, мечтал побывать на «малой родине», а, оказывается, родины-то уже нет. Никого знакомых не встретил. Дом отчий снесли. В школу не пустили. Хорошо, хоть ты меня узнал. А то так и уехал бы, ни с кем не поговорив. Ну а ты-то? Ты-то как? Расскажи. Мы же все гордились тобой. Как же! Наш парень лётчик!

– Да знаешь, так получилось. – Константин замолчал. В комнату вошла женщина. На подносе она принесла чайник, вазочку с печеньем, стаканы в старинных серебряных подстаканниках и такую же серебряную сахарницу. – Спасибо, Галина Фёдоровна, – священник принял поднос, поставил его на стол, жестом показал Алексею на стул, – садись, Алёша.

– Кушайте с Богом, – сказала женщина и вышла.

– Я, Алексей, после училища попал на Западную Украину. В девяносто первом был старшим штурманом полка. Тут путч. Советский Союз разрушили. Мне предложили принять присягу Украине, я отказался. Полгода подержали за штатом, летать не давали, а потом уволили. Подавал рапорт в наше Минобороны. Ответили, что, мол, и своих летунов «девать некуда».

Алексей сочувственно покачал головой, Константин помолчал, налив в стаканы ароматный, густой с дымком чай и продолжил: – Знаешь, я не жалею. «Ничто и никогда нам не случится, кроме того, что нам предначертал Господь». Я давно, почти с детства, ощущал внутреннюю тягу к Великой Божественной Силе, к Божественному Разуму.