Оранжевый абажур : Три повести о тридцать седьмом

Общительный пояснил, что едет он не на завод, как его товарищ по командировке, вынужденный пользоваться услугами заводского дома приезжих, а к своим знакомым, проживающим недалеко от центра города. Он всегда останавливается у них, когда приезжает в этот город. Хорошие люди, которые всегда бывают ему рады.

Сидя на заднем сидении рядом с молчаливым соседом, Корнев был этому даже рад, так как ему мешал думать своими разговорами не в меру болтливый инженер. А подумать было о чем. Скоро наступит день, быть может, самый ответственный в его жизни. Надо было заранее решить, с чего ему следует начинать этот день. Вариантов было два: с явки по месту службы или с раннего вторжения прямо в Центральную тюрьму. В первом случае он должен постараться сделать свою справку из Главной прокуратуры известной как можно большему кругу сослуживцев и таким способом предупредить кого следует, что он уже не так безоружен, как они, может быть, думают. Но при этом терялся эффект внезапности. Начальственный звонок в Центральную тюрьму неизбежно затруднит и отдалит получение результата, за которым в нее затем явится предусмотрительный прокурор. Можно поступить наоборот и нагрянуть в кабинет этой жирной лисы, начальника тюрьмы, еще до того, как в областном управлении станет известно о возвращении Корнева из его подозрительного вояжа. И не давая начтюру связаться со своими хозяевами из этого управления, сразу же прижать его к стене категорическим требованием немедленного «снятия побоев» подчиненными ему эскулапами у заключенного камеры № 83 корпуса специального назначения. Но это более чем рискованно. Известить свое начальство из НКВД о новом визите к ним неугомонного искателя правды тюремщики, конечно, смогут. И оттуда, еще не зная, что это для них теперь невыгодно, не замедлят дернуть за веревочку давно уже наверно настороженного капкана ареста. Пожалуй, все-таки, правильнее будет, если он начнет свой сегодняшний — уже сегодняшний! — день с представления своему непосредственному начальству. В схватке, которая потом начнется между ревностным блюстителем закона и его злокозненными нарушителями, эти нарушители выиграют, может быть, несколько дней. Но решающего значения такой выигрыш иметь не будет. Ссадины и кровоподтеки на теле избитого человека за это время не заживут.

Поглощенный своими мыслями, Корнев почти не смотрел по сторонам. Он не поднял глаз даже тогда, когда их газик, сделав крутой поворот, остановился. Ведь это значило только, что они подъехали к дому, в котором жили знакомые Общительного. Но тот почему-то не прощался со своими спутниками и не выходил из кабины. Может быть, шофер неправильно понял его объяснения и свернул не туда, куда надо? Но для чего он подал тогда два коротких сигнала?

Очнувшийся от звука этих сигналов, Корнев только теперь увидел через переднее стекло машины, что они стоят, почти упираясь радиатором в глухие закрытые железные ворота со смотровым оконцем в одной из створок. На фоне другой створки в смешанном свете хмурого утра и бледнеющего фонаря над воротами поблескивал штык часового. Потребовалось полсекунды, чтобы узнать въезд во внутренний двор здания областного управления НКВД. И еще столько же, чтобы сообразить, что он уже в том самом капкане, предотвратить срабатывание которого Корнев считал своей первоочередной задачей. Эти парни никакие не инженеры и вовсе не случайные его попутчики! Ловкость, с какой была подстроена для него коварная ловушка, казалась непостижимой. Но думать сейчас надо было не об этом. Что если выскочить из машины, перебежать узкий переулок, в который выходил боковой фасад здания НКВД, и нырнуть в один из дворов, примыкающих к небольшим домикам с садами? Открывать пальбу на улице эти молодчики не имеют права, и от их преследования, возможно, удастся спастись. А с началом рабочего дня в прокуратуре вступит в действие его спасительная справка. Хорошо, что она лежит у него во внутреннем кармане пиджака вместе с паспортом…

Угрюмый «альгвазил» рядом считает его, по-видимому, уже окончательно пойманным и смотрит только на приоткрывшееся оконце в воротах. Но так только казалось. Руку, протянувшуюся к ручке автомобильной дверцы, этот альгвазил сжал с какой-то особой профессиональной хваткой:

— Спокойно, Корнев! Вы арестованы! — и он поднес почти к самому его лицу небольшой, разборчиво заполненный печатный бланк.