Свою жизнь в детдоме Пронин начал в ореоле героя, рыцаря пионерского долга. Скоро его стали выдвигать в вожаки сначала пионерской, а затем и комсомольской организации. Но Пронин очень удивился бы, если бы ему сказали, что настоящим вожаком он никогда не был. Его действительная роль и положение в среде товарищей были совсем иными. Он рано раскусил, чем может быть силен человек, не проявляя ни особых усилий, ни больших способностей. И начал повсюду высматривать, вынюхивать и доносить на товарищей, чтобы получить за это очередное поощрение. Но нарушения закона совершались не так уж часто, а главное, его нарушители не были к Пронину так доверчивы, как родная мать. Фискал приуныл было, но вскоре обнаружил, что есть беспредельная для его таланта и весьма благодатная область — наблюдение за состоянием умов и нравов. Начав с доносов на курящих в уборной ровесников, он постепенно стал прислушиваться к разговорам товарищей, следить за их встречами, выпытывать сведения о родственниках. Оказалось, что чуть не в каждом можно обнаружить недостаточную твердость веры в социализм, недовольство голодным и холодным существованием, а также недостаточность классовой бдительности. Если же комсомолец оказывался почти безупречным, то будущий чекист пытался узнать о его происхождении с особой тщательностью. И нередко обнаруживалось, что особо рьяный ортодокс — сын кулака или попа.
Окончив кое-как семилетку, учиться дальше Пронин не захотел. Карьера казалась обеспеченной и без особой образованности. Интеллигенты же относились к предпоследнему общественному слою, ниже которого стояли только торговцы и кустари. К ним проявлялось постоянное недоверие и настороженность. При бесчисленных чистках интеллигенты чаще других вылетали из соваппарата. При приеме в учебные заведения их детям предоставлялись наименьшие шансы. Почти все вредители на судебных процессах принадлежали к интеллигенции. На карикатурах специалисту-интеллигенту в шляпе и очках — нытику, хлюпику, вредителю — противопоставлялась мужественная фигура рабочего, который хватал его за шиворот, давал коленкой под зад, утирая образованному растяпе нос.
Но быть настоящим рабочим тоже не было смысла. Пронин не поехал ни на строительство Магнитки, ни на Донецкие угольные шахты, ни на работу в деревню. Он знал, за что именно его ценят и что обеспечит ему неограниченную карьеру. Он был выпущен из детдома и ремесленной школы со специальностью слесаря. Но это было чистой формальностью, так как реально его прочили на профессиональную комсомольскую работу.
На заводе, куда поступил бывший детдомовец, он только несколько дней простоял за верстаком. И поработав немного на технической работе в заводской комсомольской организации, Пронин ежегодно стал избираться комсоргом разных заводских цехов, год от года всё более крупных. Возможность при помощи нескольких слов, переданных куда надо, устроить кому-нибудь грандиозную пакость радовала его, как иного вооруженного дурака радует возможность убить, слегка нажав на спусковой крючок.
Повзрослев, Пронин обнаружил немало горьких истин. Он понял, что его ненавидят и презирают даже те, кто из трусости и подлости перед ним заискивает. Впоследствии он открыл для себя, что и необразованность всё меньше считается обязательной в комплексе признаков пролетарского происхождения. И что сама эта необразованность отнюдь не способствует больше продвижению по партийно-комсомольской линии. Обнаружилось, что дальше секретаря захудалого комсомольского райкома ему не пойти, хотя в партию его уже приняли.
Конечно, было совсем еще не поздно заняться самообразованием или поступить на рабфак, но горький хлеб настоящей работы его не устраивал.
Из кризиса Пронина вывела вовремя подоспевшая мобилизация в органы НКВД. Повсюду теперь были расклеены плакаты Б. Ефимова, изображавшие «ежовскую рукавицу». Рука в колючей рукавице сжимала горло издыхающей змее с длинным раздвоенным языком — внутренней контрреволюции. Пронину очень импонировало сознание, что и он теперь — одна из колючек этой рукавицы, и притом ядовитая.
Досадно, правда, что чины в органах звучат менее значимо, чем в Армии. При тех же знаках различия они на два ранга ниже, чем у армейцев. А вот понятие «отделение», когда речь идет о звании, толкуется здесь в армейском смысле, хотя следовательское отделение — это большой отдел Управления, возглавляемый чекистами высокого ранга с большим опытом.
Само же следовательское дело оказалось удивительно простым. И напрасно Пронин побаивался сначала, что законченных семи классов не хватит для его освоения. Изучать пришлось лишь систему документации и делопроизводство. Некоторое время Пронин проходил стажировку в качестве помощника следователя. Он присутствовал на допросах с применением мер воздействия, участвовал в инсценировке пыток за стеной для взятия подследственного «на бога», дежурил при пытках бессонницей — конвейером. Приходилось ему участвовать и в групповых избиениях допрашиваемых.