Оранжевый портрет с крапинками

— Гоша! Вылезешь и сразу давай под койку. Мы тебе там постелили резиновые жилеты... — Он дернул щеколду, откинул крышку...

Сундучок был пуст...

Несколько секунд Владик обалдело смотрел в деревянное нутро. Сзади возник Максим. Выдохнул:

— Где он?

— Понятия не имею...

— Выбрался уже?

— Как? Замок был защелкнут... Гоша... Го-ша... Где ты?

Заглянули под койку. Пусто. Сели на палубу, потерянно глядя друг на друга. Привязанный ушами к коечной стойке, сочувственно смотрел на ребят заяц Андрюшка. Владик с последней надеждой тихо простонал:

— Андрюшка, где Гоша?

И тогда отдернулась клеенчатая шторка незаметного крошечного рундучка, высунулась косматая голова.

— Тс-с... Я это самое... здесь...

— Ох... — сказал Максим и помотал головой.

— Гоша... — шепотом простонал Владик. — Как ты...

— Это господин Юферс. Он остался после вас, я это... узнал его по голосу. И позвал... Он меня это... выпустил и помог... Мы старые знакомые, он нас не выдаст...

Ребята помогли Гоше перебраться из рундучка под койку, на мягкие надувные жилеты.

— Ох, здесь это... чудесно... Полежу, и поясница пройдет. А вы идите на палубу, смотрите на праздник... Вы это самое... за меня не бойтесь. Только не закрывайте дверь, я песню послушаю. Очень это... чувствительная...

Мальчики снова оказались на палубе. Над водой продолжали взлетать ракеты. Продолжалась и усиленная динамиком песня:

  Ох, боюсь, поглотит нас пучина, ребята,
  Не сидеть нам больше в кабачке.
  Кто-то (ох!) совсем не без причины, ребята,
  Воет там при каждом при качке —
  В сундучке...

Песня была зловещая, но было совсем не страшно, празднично...

3. СТРАШНЫЕ ИСТОРИИ

Ребята проснулись одновременно, посмотрели друг на друга. В иллюминаторе плескались голубые и солнечные отблески. Кубрик покачивало.

— Доброе утро, — джентльменским тоном сказал Максим.

— Ага, доброе... — отозвался Владик и улыбнулся привязанному за уши зайцу. — Андрюшка, привет... Ой, а как там Гоша? — Он перегнулся через край койки, заглянул под нее: — Гоша, как ты там?

— Я это... в полном порядке. Только я немножко это самое... еще посплю. Я почти до утра сочинял пятую главу поэмы. Называется «Летучие рыбы»...

— Сочинил?

— Сочинил. Это... почти... Мне бы это самое... хорошую рифму к слову «рыбы»...

— «Поры бы...»

— А... какие «порыбы»?

— «С давней поры бы»... Или что-то такое.

— А! Это... Вот...

  И очень хотелось, чтоб с этой поры бы
  Мой «Кречет» со мной был всегда,
  И мчались, как птицы, летучие рыбы,
  И билась у борта вода...

Ну, это... как?

— Во! — Владик, извернувшись, показал Гоше большой палец.

— Вполне профессионально, — вежливо заметил Максим.

— Ты же не любишь стихи, — не удержался, поддел его Владик.

— Да, но по литературе у меня пятерка... — Максим спустил с койки ноги, повертел головой. — Кажется, мы в открытом море... Но почему так тихо?

— Рано еще, все спят...

— Рулевой не может спать, — строго заметил Максим, — он на вахте...

— Но не песни же ему петь, — хмыкнул Владик.

И в эту минуту снаружи послышался бодрый песенный куплет:

  Отчего так ёкнуло в печенке
  И ползут (ох!) по спине мурашки?
  Это кто же там сидит в бочонке —
  Весь такой мохнатенький и страшный?

Затем раздался жалобный голос:

— Педро, прекрати орать такие песни, это дурная примета...

— Не робей, Макарони, держи заданный курс! А с дурными приметами мы разделаемся так... — И ба-бах! Это грянул оглушительный выстрел. Владик и Максим кинулись к трапу, ведущему на палубу. Владик вернулся, прихватил Андрюшку и опять бросился наверх.

На палубе длинный носатый матрос в высокой шляпе деловито продувал старинный пистолет. Увидев ребят, он раскинул руки и радостно возгласил:

— Салют, мучачос!.. То есть привет вам, юнги! Поскольку «мучачос» по-испански «мальчики».

— Здравствуйте. Вы испанец? — удивился Максим.

— Нет, но моим предком в семнадцатом веке был знаменитый флибустьер Педро Бальтазар де Керосина! Этот пистолет достался мне от него в наследство. С тех пор я собираю коллекцию старинного оружия. Я и в этот рейс пошел, чтобы побывать на южных антикварных рынках!

— Мы вас видели на карнавале, — вспомнил Максим. — Вы очень метко подстрелили шарик... — Максим говорил это и в то же время оглядывал синий простор, кое-где пересыпанный белыми гребешками: море интересовало его больше пистолета.

Но потомок флибустьера живо отозвался на мальчиш-кины слова:

— О да!. Это для меня пустяк! Недаром меня, Петра Веревкина, прозвали Охохито, что означает «Меткий глаз».

— А кто вас так прозвал? — рассеянно поинтересовался Максим, осматривая горизонт, судно и туго надутые грот и стаксель.