«Я прошу прощения у тебя и твоих родителей за четвёртое ноября. Простите меня. Знаешь, я очень надеюсь, что когда-нибудь мы встретимся лично, и я расскажу тебе, что случилось за вечер и ночь перед моим арестом. Всё было настолько невероятно, что ты, пожалуй, не поверишь… Я, наверное, больше всего жалею о том, что не успел рассказать тебе об этом сразу, но в письме не могу, и всё же очень надеюсь на нашу встречу. Есть вещи, которые стоят того, чтобы надеяться и ждать…»
— Иди сюда, нашёл, — позвал её Дима.
Она отложила письмо и приставила вторую табуретку к компьютерному столику.
— Да, и последнее, — сказал он, — давай, вся тема про Виталика и ФСБ останется строго между нами двоими. До прояснения ситуации никому больше не говори.
— Конечно.
Но не думать об этом она не могла, как ни пыталась отвлечься.
«Что-то всё-таки случилось? О чём пишет Виталик? И если на секунду поверить Артюхину — то почему же Виталика посадили? Нет, этого быть не может… Как же всё запутано…»
— Вот смотри, — Дима перелистывал мышкой страницы на экране, — операция называется «Россия-НАТО: объединяя усилия». Пропагандистский рейд по всем крупным городам. Читай сама. Двенадцатого числа против них неплохо выступили в Новосибирске…
— Если бы мы оставались с Маркиным, — покачала головой Люба, — можно было бы собрать народ… А сами вряд ли сможем. Да и времени мало. На митинг уже заявку подать не успеем, а делать что-то несанкционированное — надо собирать людей… И кроме того… — она на секунду запнулась. — Девятнадцатого у Виталика полгода ареста. Будет продление, его могут и восемнадцатого сделать.
— Вроде ж было недавно?
— В январе было, потом в апреле. Сначала на два месяца, потом на три, потом на один, теперь будут продлевать ещё на целых полгода.
— Я тоже пойду, — сказал Дима, — я хочу на него посмотреть.
— Хорошо, пойдём вместе.
Он пролистал ещё несколько страниц мышкой.
— Вот, смотри. Восемнадцатого мая, утром… Пресс-конференция представителей НАТО в МГИМО на проспекте Вернадского…
— Давай там хотя бы порисуем? — предложила Люба.
— А что ещё остаётся? — пожал плечами Дима. — Тогда дополнительно созваниваться не будем уже. Семнадцатого, накануне, в десять вечера, «Проспект Вернадского», в центре зала. Договорились? Андрюху зовём?
— Замётано, — кивнула Люба.
Чёрный баллон с краской Дмитрий купил в автомагазине. В «Автозапчастях» напротив его дома дешёвых баллонов не оказалось, пришлось идти в другой, и он минут на пять опоздал на встречу.
Андрей и Люба были уже на месте.
Втроём они вышли из метро, прошли один квартал пешком и свернули на улицу Лобачевского.
Над Москвой висели тёплые майские сумерки. На улице пахло сиренью и бензином. Стена институтского здания, которую собирался разрисовывать Дима, белела в темноте, и вдоль неё прохаживался охранник.
Они сидели втроём на остановке напротив и делали вид, что то ли ждут автобуса, хотя все автобусы уже прошли, то ли просто курят и пьют пиво.
— Времени мало, — шёпотом сказал Дима, — пока охранник заходит за угол и идёт по той стороне, можно не успеть.
— Подойдём поближе, — предложила Люба.
Оставив Андрея на остановке, они вдвоём перешли дорогу и очень медленно двигались по пробивающейся на подсохшей грязи молодой траве.
Вдруг девушка вскрикнула, обо что-то споткнувшись, и только быстрая реакция Димы не позволила ей упасть вниз.
— Что там такое?
— Открытый люк.
— У тебя фонарик есть?
— Нету…
Он наклонился и при слабом свете мобильного телефона заглянул в открытый колодец теплотрассы. Вниз на несколько метров уходила вертикальная металлическая лестница, но дно было сухим. Тяжёлая металлическая крышка лежала тут же в полуметре.
— А схожу-ка я вниз, — его внезапно осенило, — посмотрю, куда ведёт труба?
— Ты осторожнее там, — Люба отнеслась к его идее с явным недоверием. — И как же охранник?
— Газон — не его территория, ему до лампочки, — махнул рукой Дима, включил на максимальную яркость подсветку телефона и начал осторожно спускаться вниз по лестнице из сваренной арматуры.
Люба стояла на краю люка и смотрела вниз. Через несколько десятков секунд слабеющий луч света скрылся от её взгляда, и, как девушка ни всматривалась в темноту, присев на корточки о оперевшись рукой о бетонный край, внизу не было видно ничего, да и звуки доносились приглушённо, не позволяя ей определить, то ли это шаги её товарища, то ли что-то ещё. Мешала слушать тишину и близость магистрали — проспекта Вернадского, где даже в столь позднее время не умолкало движение машин.
Андрей Кузнецов по-прежнему сидел на своём наблюдательном посту — на автобусной остановке напротив.