Ораторское искусство с комментариями и иллюстрациями

Гай Фабий Пиктор Старший – римский живописец, украсивший фресками храм на Квиринале. Его прозвище Пиктор и означает «живописец», тем самым он стал основателем рода Пикторов, откуда вышли выдающиеся политики. Имя Фабий стало нарицательным для живописца, вспомним новеллу Ивана Тургенева «Песнь торжествующей любви» и роман Анатоля Франса «На белом камне».

Поликлет и Паррасий – прославленные греческие скульптор и живописец V века до н. э.

Эпаминонд Фиванский (ок. 410–362 до н. э.) – один из крупнейших греческих военачальников, с юности много занимался музыкой, что, вероятно, связано с его приверженностью философии Пифагора, утверждавшей всеобщую музыкальную гармонию мира.

Красноречием зато мы овладели очень скоро; и ораторы наши сперва были не учеными, а только речистыми, но потом достигли и учености. Учеными, по преданию, были и Гальба, и Африкан, и Лелий; не чуждался занятий даже их предшественник Катон; а после них были Лепид, Карбон, Гракхи и затем, вплоть до наших дней, такие великие ораторы, что здесь мы ни в чем или почти ни в чем не уступаем грекам. Философия же, напротив, до сих пор была в пренебрежении, так ничем и не блеснув в латинской словесности, – и это нам предстоит дать ей жизнь и блеск, чтобы, как прежде, находясь у дел, приносили мы посильную пользу согражданам, так и теперь, даже не у дел, оставались бы им полезны.

Сервий Сульпиций Гальба (консул 144 г. до н. э.) – первый римский оратор, который стал применять в речах отступления от темы и внелитературные приемы: например, он выводил на трибуну детей, чтобы разжалобить слушателей. Своим энергичным стилем он отличался от Гая Лелия Мудрого, предпочитавшего рациональные доводы и строго продуманную драматургию речи.

Марк Эмилий Лепид Порцина (консул 137 г. до н. э.) – политик и оратор, по свидетельству Цицерона, первый строго соблюдавший периоды как основной способ организации речи (периоды, напомню, это сложные фразы, указывающие на условия возможности какого-то события). Благодаря периодам его речь стала «округлой». Карбон и Гракхи следовали его ораторскому стилю.

Забота эта для нас тем насущнее, что много уже есть, как слышно, латинских книг, писанных наспех мужами весьма достойными, но недостаточно для этого подготовленными. Ведь бывает, что человек судит здраво, но внятно изложить свои мысли не может, – ничего особенного в этом нет; но когда человек, не умея говорить ни связно, ни красиво, ни сколько-нибудь приятно для читателя, пытается излагать свои размышления в книгах, то этим он во зло употребляет и время свое, и книги. Поэтому-то и читают такие сочинения только сами они да их друзья – никому другому до них и дела нет, кроме тех, кто так же считает для себя дозволенным писать что ему вздумается. Вот почему и решили мы: если усердие наше принесло хоть какую-то похвалу нашему красноречию, то с тем бόльшим усердием должны мы явить людям тот исток, из которого исходило само это красноречие, – исток философии.