Орда I

Когда кутырки не узрев там ничего окромя шрама уродливого, с кожей будто воск оплавленный, то некоторое время не дыша пялились, словно их «Кондрат обнял, да отпустить забыл». А как насмотрелись вдоволь на это уродство безобразное, то попытались глазки бесстыжие на лоб вытолкать. Раззявили ротики как по команде кем-то отданной да заверещали дикими бестиями, и не меняя на мордашках выражений до смерти детей перепуганных, во все ноги резвые пустились ябедничать на это безобразие Царице-Матери, что тем временем вела банный приём иностранной делегации. Когда Тиоранта со своими ближнецами, что рядом на приёме с ней сиживали, с великим трудом поняли из их парной истерики что случилось с бедными девами, то царица рявкнула на подружек так, что те разом заткнулись, как и не ревели до этого.

– Да как вы посмели, распутные! – кричала царица на девок пакостных, обихаживая ором их да взором сжигая немилостивым.

Да надолго так разошлась, распекая малолеток бессовестных всё тем же концом да по тому же месту привычному, но Райс к ору мамы уж за детство привыкшая, лишь округлив недоумённо свои глазки голубенькие посмела огрызнуться с негодованием, втискиваясь в одну из пауз в ругани царственной:

– Ну, я же должна была знать в конце концов, что он там прячет в своих штанах немереных.

Конечно же, дева имела в виду не то что другим померещилось. Только при её словах нагло высказанных, подавилась царица на вдохе воздухом забыв выдохнуть от такой обезоруживающей непосредственности да лишилась дара речи не только бранной, но вообще любой. Она желала в целях нравственного воспитания, для начала отсчитать обеих девок как следует за наглость да разнузданность непотребную. Преподав, так сказать, урок тактичности, этичности да общего человеколюбия, но не найдя что ответить дочери на её заявление, просто перейдя на тон спокойный да устало расслабленный, обозвала девок дурами полными да прогнала с глаз долой в сердцах махнув рукой на упущенное воспитание.

Удивительная вещь приключилась с царской дочерью. Райс, жалости к другим никогда не имевшая, а люди знающие, даже поговаривали, что дева вообще была на состраданье неспособная, от рождения богами в этом напрочь обделённая, Шахрана пожалела от всей своей душонки маленькой, хотя и вредной да по большей части пакостной. Нет, она не пошла к нему с извинением, но доставать задирами перестала, как обрезало. Поначалу просто пряталась от уродца дивного, избегать старалась при любой возможности. А вот Такамита, подруга её верная, и прощение просила за их общее с Райс поведение, да и разговоры с ним стала вести всякий раз как повстречаются, где случайно, а где и сознательно.

Оказался он парнем необидчивым да вполне компанейский для подруг любопытствующих. По податливости своего характера, Шахран был сильно схож с Такамитой – подругой «ванькавстаньковой» и спустя всего пару деньков как с того прошло, Райс уже «придружила» его в свою компанию. Притом самым наглым образом. Вот так и стало их три «подруги», дружба коих растянулась на годы последующие. То, разводя, то сводя на одну тропу по её царскому велению.

Когда Райс заярилась [4] да в боевых сестричествах [5] с размахом отметили сей факт пьяным разгулом разнузданным, подвыпившая мама на гулянке с Матёрыми, [6] впервые применила силу к дочери, никогда ранее такого себе не позволявшая. Она заставила делать ярицу новоиспечённую то, что девонька отчаянно не желала да наотрез отказывалась. Нет, конечно, мама не впервые дочь принуждением обязывала, но до этого раза никогда рук не прикладывала. Да и коли дочь упиралась козой упёртою, то царица всегда шла на попятную,

Только в этот раз Райс избалованная, словно каким местом почуяла резкое к себе изменение Матери, да и вообще всего круга приближённого. Все как-то сразу перестали её бояться да лебезить как бывало ранее. Толи маму достали выходки дочери, и у неё, наконец, лопнуло терпение, толи сам факт прихода месячных означал какой-то рубеж жизненный, за коим кончалась её детство бесшабашное.

Райс хоть и значилась в округе оторвой безголовою, границ незнающей в своих бесчинствах да озорной вседозволенности, но дурой не была, а была девой умной да рассудительной. По крайней мере, таковой она себя считала в глубине души. Хотя, по правде сказать, была она не без этого. Ещё та «голь» что на выдумки хитра да на пакости. Оценив да взвесив всё что видела вокруг запримеченного, тут же сделала для себя вывод пакостный, что необходимо поменять своё показное поведение да перевести привычную для неё жизнь из разряда вызывающе-демонстративной, в завуалированно-партизанскую. Твёрдо решив, что на людях станет такой, какой её видеть хотят мама и её прихлебатели, а втихаря будет делать то что захочется. И пусть попробует какая-нибудь шавка тявкнуть-окрыситься.