Орда (Тетралогия)

Зеленовато-серые глаза Хульдэ смотрели с мольбой и затаённой усмешкой, зубы были ослепительно белыми, а губы — розовыми, чуть припухлыми, растянутыми в полуулыбке…

— Ну, поедем, а?

Баурджин улыбнулся и махнул рукою:

— Поедем!

Озеро Буир-Нур было большим и прозрачным, а вода в нём оказалось холодной, студёной даже. Баурджин наклонился, потрогал рукой и, услышав на берегу смех, оглянулся — уже скинувшая всю свою одежонку Хульдэ, смеясь, бежала в воду. Остановилась, нагнулась, брызнула:

— Ну, что ты стоишь? Раздевайся!

Смуглое девичье тело на фоне голубых вод озера вдруг показалось юноше таким прекрасным, что он, без раздумий скинув одежду, бросился в хрустальные волны… И тут же едва не выскочил обратно на берег — холодно!

— Что? — веселясь, закричала Хульдэ. — Студёно?

— Да нет, что ты!

— А я так уже замёрзла. Вылезем?

На берегу они зябко передёрнули плечами и, не сговариваясь, побежали в траву… Девичья грудь под ладонями юноши оказалась упругой и твёрдой, тело — горячим, а стан — тонким. Баурджин прижался к девчонке всем телом, гладя шелковистую кожу, Хульдэ тяжело задышала, улыбнулась, прошептала что-то нежное…

А юноше казалось — перевернулся мир. Баурджин, в отличие от Дубова, впервые пробовал женщину…

Они вернулись в кочевье уже ближе к вечеру, когда чёрные тени сопок протянулись к самой реке. У юрты старого Олонга виднелись лошади — надо думать, съехались пастухи с дальних пастбищ.

— Вот здорово! — увидев коней, обрадованно воскликнула Хульдэ. — Все наши здесь. Уж теперь-то будет нескучно.

А вот Баурджин почему-то не обрадовался, да и сердце его нехорошо заныло. Особенно когда, спешившись, он увидал выходящего из юрты Жорпыгыла. Даже не взглянув в сторону юноши, ханский сын надменно прошагал к коновязи. За ним из юрты показались ещё четверо парней — не самых, так скажем, бедных — и мелкий, похожий на шакала, Аракча, подпевала и лизоблюд.

Обернувшись, Жорпыгыл что-то бросил ему сквозь зубы, и Аракча, живо подбежав к Баурджину, поинтересовался, не крал ли тот его лошадь? Оскорбление, между прочим, страшное.

— Что? — обиженно воскликнул юноша. — Ах ты…

Он схватил Аракчу за грудки и сильно тряхнул — сморщенное узкоглазое личико низкорослого обидчика оставалось таким же наглым, словно бы любые угрозы были нипочём этому парню. Ах, ну конечно, нипочём…

— Ты что это мелких забижаешь?

Ну, так оно всегда и делается…

Оглан-Кучук, так звали этого не самого слабого в кочевье Олонга парня. Уж конечно, он был куда сильнее Баурджина, да и выглядел соответствующе — широкоплечий такой, мускулистый — не то что худенький Баурджин.

И тем не менее Дубов снова прогнал страх, причём сделал это уже вполне уверенно, на правах полного хозяина доставшегося ему каким-то чудом подросткового тела.

Драка состоялась тут же, за юртой. Согнувшись и широко расставив руки, Оглан-Кучук, ухмыляясь, шёл на худенького Баурджина, как японский танк на зарывшегося в окопе красноармейца. Неудержимо так приближался Оглан-Кучук, с некоторой даже ленцой, но раскосые глаза его смотрели пристально, цепко. Вот когда Дубов пожалел, что никогда в жизни не занимался боксом! Сейчас бы р-раз — и пишите письма. Уж постарался бы, отправил задиру в нокаут. Да, жаль с боксом не вышло. Приёмы самбо Иван, конечно, изучал — но давно, ещё в тридцатые, ну и в войну, когда командовал разведкой. А вот потом как-то и все…

А Баурджин, оказывается, тоже кое-что знал. Согнулся, пошире расставив ноги. Дождался, когда станут различимы зрачки в глазах соперника, и, не дожидаясь атаки, сделал выпад первым. Просто резко выбросил вперёд правую руку, стараясь уцепить врага за ключицу… уцепил… И сам же оказался в ловушке — Оглан-Кучук был явно сильнее, чем сейчас и воспользовался, ухватив Баурджина за плечи. И потащил влево, затем — резко — вправо. Юноша был начеку — знал такие приёмчики и сопротивлялся изо всех сил. Притворно дёрнулся назад — и тут же рванулся вперёд, пытаясь достать соперника головой. Тот отпрянул, уходя влево, одновременно выставляя вперёд правую ногу… о которую и споткнулся Дубов. А споткнувшись, полетел кувырком в траву…

Все окружавшие борцов кочевники — и откуда они только взялись? — презрительно захохотали, наперебой хваля Оглан-Кучука, который, как и пристало победителю, принимал поздравления с самым непроницаемым видом.