Орда (Тетралогия)

— Пора. — Юноша улыбнулся. — Вот и я бы… коли б не был таким бедняком… — Улыбка его тут же потускнела, и возникло вдруг острое сожаление, что, хоть и отыскал старый дацан, не успел проникнуть внутрь и испить из чаши — помешали проклятые кераиты. А как бы было хорошо, коли б выпил! Сразу бы стал смелым, отважным, сильным — истинным багатуром-богатырём. Уж тогда, конечно, поехал бы за невестою, а так…

И тут Дубов снова ощутил некое нехорошее чувство, этакое желание отлежаться, пошланговать, не попадаясь на глаза сильным и старшим, — мечта молодого, только что призванного солдатика-духа. Э, нет, с такими мыслями быстро не выздоровеешь. А выздороветь надо! Выздороветь и во всём хорошенечко разобраться. А то — это ж что же такое делается-то, братцы?! Найманы какие-то, шаманки, стрелы — чёрт знает что! Странный сон, очень странный… И — насквозь реальный, вот что самое главное. Нет, тут явно что-то нечисто… Генерал армии Дубов, будучи человеком партийным, конечно, не верил во всякую антинаучную чушь вроде переселения душ и прочего. Но тут… Что ж такое делается-то, Господи?!

Во! Иван — или всё-таки Баурджин? — мысленно посмеялся сам над собой: Господа вспомнил, смотри-ка! С войны ведь не вспоминал, а тут… А сейчас, похоже, как раз подходящий случай…

— Ты спи пока. — Шаманка, смешно переваливаясь на кривых коротких ногах, подошла к выходу и, откинув полог, покинула юрту.

Ну да, это была самая настоящая юрта, какие Дубов во множестве видел в Монголии в тридцать девятом году. Центральный столб, вытесанный из толстой лесины, деревянные колышки, досочки — немалое богатство по здешним безлесным местам. Всё это обтянуто серым свалявшимся войлоком, засаленным и пахнущим так, что непривычному человеку, скорее всего, стало бы дурно. Но Иван — верней, Баурджин — оказался человеком, к подобной обстановке привычным. Ещё бы — он ведь родился и вырос в точно такой же юрте-гэре… Господи!

Иван застонал, теперь уже не от боли, а оттого, что не в силах был понять до конца — что ж с ним произошло? Что это — сон? Да нет, на сон непохоже — все реально до боли: и вонючая юрта, и чадящий очаг, и эта вот, валяющаяся на земле плошка.

Ладно… Дубов представил, что он вновь на фронте, году уже этак в сорок четвёртом, капитан, командир разведроты… Ну-ка, ну-ка, если рассуждать спокойно, что мы имеем? А имеем ранение, юрту, старуху шаманку и какие-то племена — найманов, кераитов, монголов. Часть найманов — род старика Олонга — христиане, так… А кто здесь он, Дубов, вернее, Баурджин из рода Серебряной Стрелы? Род когда-то был влиятельным и знатным — об этом у паренька сохранились какие-то смутные воспоминания, — но потом захирел, а сейчас, похоже, и вообще никого не осталось, кроме самого Баурджина. Сирота, мальчик на побегушках, короче — батрак. Слабый, нерешительный, боязливый… И — немножко подлый: украсть по мелочи, скрысятничать, заложить приятеля — в порядке вещей. Такой вот характер… Ну-ну… Иван-Баурджин усмехнулся — характер будем менять всенепременно! Ну, это так, к слову. Для начала хорошо бы выяснить, а можно ли вообще как-нибудь отсюда выбраться, вернуться к привычной жизни? Может, всё ж таки удастся проснуться, хоть и не похоже всё это на сон? Вот ещё вариант — урочище, дацан, какая-то чаша — всё это явно имеет прямое отношение к происходящему. Значит, нужно разведать, найти, посмотреть… а там видно будет… Если мыслить категориями диалектического материализма и второго съезда РСДРП, это — программа максимум. Программа минимум — выжить, и не просто выжить, а так, чтобы всем тут тошно стало. Избавиться от гнусных черт характера и рабской зависимости — это в первую очередь! Это можно, нужно даже — подавить, выгнать из себя липкий омерзительный страх, стать сильным, независимым, смелым… Скосив глаза, Иван осмотрел своё — Баурджина — тело: худосочное, почти ещё совсем детское. Видно, как под бледной кожей проступают ребра. Нехорошее тело — непременно нужно его укрепить. Что же касается духа, то он у Баурджина был ещё хуже. Придётся и его поправить — что делать? А начать с малого — просто поскорей выздороветь, подняться на ноги, ибо, конечно же, трудно хоть что-то предпринимать, лежа на кошме в грязной юрте.

Рассудив таким образом, Дубов несколько успокоился и даже уснул, как и советовала шаманка.

И проснулся от прикосновения чьих-то рук… Нет, не старушечьих! Открыв глаза, Баурджин увидел рядом с собою девчонку — худенькую, черноволосую, востроглазую, но, в общем, довольно миленькую и чем-то похожую на японку. Он знал уже — девчонку зовут Хульдэ, и она тоже из приживалок, кумма — наложница старика Олонга и его сыновей. Кажется, эта Хульдэ к нему относилась неплохо, при случае защищала даже.

Баурджин улыбнулся:

— Здравствуй, Хульдэ.

— О! — хлопнула в ладоши девчонка. — Проснулся.

Она наклонилась и потёрлась носом о щёку юноши. Было щекотно, но приятно. Ага — кажется, здешние племена не знают поцелуя! Иван-Баурджин закусил губу — надо будет при случае научить.

— Ты проспал три дня — знаешь? — поинтересовалась девчонка.

— Нет. Неужели три дня?