Орда (Тетралогия)

…Как он тогда выжил, в урочище Оргон-Чуулсу, с японским осколком под сердцем? Умер бы, истёк кровью, оставшись на дне оврага, если бы… Кто ж его тогда вытащил? Дарджигийн или кто-то ещё из кавалеристов Лодонгийна Дандара? Или кто-то из своих, пехотинцев?

В госпитале сказали, что Ивана привезли на лошади какие-то монголы. Потом, наверное, месяца через полтора, а то и через два после всего произошедшего, Дубов случайно встретил белобрысого парнишку-часового — как раз того самого, что тогда был при госпитале. Посидели, покурили, покалякали.

— Монгол, что тебя привёз, молоденький такой был, светловолосый… И с ним девчонка… Красивая такая девчонка, только глаза испуганные.

— Светловолосый монгол? — удивился Дубов.

— Ну да, — парнишка рассмеялся. — На тебя, кстати, чем-то похож. Только одет был странно, не в форму, а… ну как все обычные монголы одеваются. Во — с саблей! Или то меч самурайский был… да, скорее меч, трофейный, отобрал, видать, у какого-нибудь пленного самурая… И девчонка его так же одета. Сказали, в овраге тебя каком-то нашли, кушаком каким-то красным перевязали. Кстати, знаешь, говорят — рядом с оврагом видели двух убитых японцев…

— Эко дело! Их там тысячи были.

— Убитых стрелами!

— Как — стрелами?

— Так. Словно какие-нибудь индейцы сработали. Гуроны, мать ити…

— А что за девка-то?

— Красивая! А вот как зовут, извини, не спросил — не до того было.

Так и не отыскал тогда Дубов своих спасителей, хотя пытался, расспрашивал… На память о событиях в урочище, кроме сидевшего под сердцем осколка, который врачи так и не сумели вытащить, остался странный амулет, который Иван получил при выписке: небольшой серебряный кружок, похожий на монету в пятнадцать копеек, с затёртым изображением стрелы. Дубов поначалу и брать отказывался, не мой, мол, так сказали — с шеи у тебя сняли, в опись занесли, значит — твой. Дают — бери. Кушак ещё был — так кушак мы выкинули, весь ведь в крови — не отстираешь…

И словно бы что-то заставило Ивана надеть амулет на шею… в качестве оберега, что ли. Предрассудок, конечно, но всё ж таки… Осколок-то под сердцем сидел, правда, тьфу-тьфу, за всю войну ни разу не побеспокоил, не болел даже, лишь иногда немного ныл.

Погрузившись в воспоминания, Иван Ильич вёл машину по лесной дорожке — неширокой, но на удивленье хорошей, проезжей, не разбитой ни лесовозами, ни тракторами, ну и дождей в последнее время не было. Мимо проносились сосны и ели. Деревья росли так близко к дороге, что мягкие еловые лапы то и дело касались пижонски выставленного через опущенное стекло локтя генерала. Приятно касались, чёрт, этак щекотали…

Переключившись на третью передачу, Иван Ильич поднялся на крутой холм и покатил меж двумя косогорами вниз, к речке, вернее — к небольшому мостику, судя по накатанной колее — вполне для легковой машины проезжему. Наслаждаясь, прибавил скорость…

И даже не понял — как всё произошло!

С косогора, с кручи, вдруг откуда ни возьмись вылетел на велосипеде мальчишка — и как он там оказался? Зачем поехал вниз — машины не видел, что ли?

Эти все вопросы пронеслись в голове Дубова быстро, сами собой, особо-то генерал сейчас не думал — некогда было. Чтобы не сбить мальчишку, крутанул руль… И, уходя от реки, спланировал в соседний овраг, ударяя машину левым боком.

Визг тормозов. Пыль. И зелёная стена, вставшая на дыбы прямо перед лобовым стеклом!

Бах!

Дубова с силой швырнуло на руль! Нехорошо швырнуло — грудью… Прямо там, где осколок… И всё померкло. Всё…

Безоблачное, пронзительно-синее небо казалось бездонным. Было ранее утро, и жёлтый краешек солнца только что показался из-за дальних сопок, бросая на реку узенькую золотую дорожку. Какой-то мелкий зверёк, кажется суслик, прошмыгнув рядом, застыл, чутко прислушиваясь к утренним звукам. И тут же рванулся в кусты — небо прочертила стремительная тень кречета.

Дубов зажмурился. Уж слишком реальным казалось всё — и синее прозрачное небо, и солнце, и узкая лента реки. А где же машина? Велосипедист? Нет ничего подобного… Что это — сон? Похоже на то… Стоп! А если он… Так вот как, оказывается, выглядит тот свет!

Иван застонал — сильно болело там же, под сердцем… осколок… Да, ударился сильно…

Господи!

Скосив глаза, Дубов увидел торчащую из собственной груди стрелу. Попытался приподняться… и упал, сражённый острейшей болью, и глаза закрылись, словно сами собой, и снова наступила тьма…

Когда пришёл в себя вновь — его несли на руках какие-то люди, грязные, в лисьих шапках и странных одеждах… Монголы! Эти-то откуда взялись? Что ж он, снова в Монголии? Ну да… Вон и знакомые сопки Баин-Цаганского плоскогорья, и река — Халкин-Гол. Интересный сон…

— Что, японцы прорвались? — напрягая все силы, поинтересовался Иван.

— А, Баурджин, — обернувшись, засмеялся один из грязнуль. — Говоришь — значит, жить будешь. Старая шаманка Кэринкэ живо поставит тебя на ноги. Не спрашиваю, что ты делал у реки ночью — верно, подсматривал за купающимся девчонками, — ответь только, кто пустил стрелу? Меркиты?