Орда (Тетралогия)

— Кажется, это были кераиты, — слабо отозвался Иван, вдруг осознавши себя молодым пареньком Баурджином из найманского рода Серебряной Стрелы. И эти монголы — они тоже были найманами, соплеменниками, такими же молодыми парнями…

Да уж, действительно, странный сон. Но весьма интересный. Иван — Баурджин — сейчас не знал точно, сколько ему лет — может, четырнадцать, а может, шестнадцать — кто их считал, эти года, у никому не нужного приживалы? Да-да, он, Баурджин из рода Серебряной Стрелы, ощущал себя никому не нужным сиротой, из милости взятым в богатую скотоводческую семью старого Олонга, на которого и работал не покладая рук, получая в ответ лишь побои да издевательства. И вот эти трое парней, что сейчас несли его — Гаарча, Хуридэн и Кэзгерул Красный Пояс, — они тоже были из бедняков, никем не уважаемые, голодные, злые. Хорошо хоть, не бросили его умирать на берегу реки Халкин-Гол… а урочище? Старый дацан? Он здесь есть?

— Дацан? — Парни резко остановились и в ужасе округлили глаза. — Так ты туда ходил?!

Баурджин слабо улыбнулся:

— Да… Говорят, там много всяких сокровищ…

Это он врал, вовсе не сокровища его интересовали, а волшебная хрустальная чаша, про которую как-то рассказывала старая колдунья Кэринкэ. Говорят, кто попьёт воды из той чаши, тот станет сильным и смелым воином, багатуром степей. Вот как раз этих-то качеств — силы, храбрости, уверенности в себе — остро не хватало Баурджину. За ними и шёл, не побоялся ни ночи, ни злобных демонов Оргон-Чуулсу. И нарвался-таки на отряд кераитов — правду говорили, что их видели на дальних пастбищах. Не иначе, явились воровать скот. Это плохо. Если их много — придётся уходить, откочёвывать, бросив летние пастбища по берегу реки Халкин-Гол.

— Да, скорее всего, придётся откочевать, — вздохнув, согласился Гаарча. — Чувствую, эти гнусные кераиты вряд ли дадут нам покой, слишком уж далеко мы ушли от своих родовых земель, от долин рек Орхон и Онгин. Здешние реки — Керулен и Халка — Халкин-Гол, как и светлое озеро Буир-Нур, — владения монгольского рода Борджигин, а не найманов. Род старого Олонга здесь так, гости, которых пока терпят, но что будет потом — известно одному Богу!

Баурджин — к удивлению Ивана — попытался перекреститься (это монгол-то!), но, едва подняв руку, тут же вскрикнул от боли.

— Лежи, лежи, — ухмыльнулся Гаарча. Тощий и длинный, он напоминал высохший озёрный тростник. — Не дёргайся. Мы б тебе, конечно, вытащили стрелу — да боимся, не донесём, изойдёшь кровью. Уж пусть лучше это сделает Кэринкэ, а мы просто помолимся, верно, ребята?

Остальные — толстощёкий коротышка Хуридэн и пепельноволосый — да-да, именно так — Кэзгерул Красный Пояс — кивнули, и, не останавливаясь, на ходу зашептали молитвы. А с ними и Баурджин…

— Господи, Иисусе Христе…

Вот как, оказывается — эти самые кочевники-найманы, к которым принадлежал Баурджин и его приятели, были христианами… как и часть кераитов и соседних уйгуров! Правда, не все роды, некоторые исповедовали буддизм, а многие — как монголы — были язычниками, то есть вообще не поймёшь во что верили — поклонялись каким-то деревьям, ветру, воде… и небесному богу Тэнгри. И никогда не мылись, считалось, что вода — это потоки Бога, и вовсе ни к чему их загрязнять. Исповедовавшие христианство найманы за глаза обзывали монголов немытыми, однако ссориться с ними не рисковали, уж больно те стали сильны в последнее время, сплотившись под девятихвостым знаменем молодого вождя Темучина… Постойте, постойте… Иван — Баурджин — напрягся: ведь Темучин, это, кажется, не кто иной, как сам Чингисхан! Или — будущий Чингисхан, ведь кто знает, какой сейчас год?

И снова всё тело пронзила дикая боль, Баурджин выгнулся, закричал, закатывая глаза… и мечтая сейчас об одном — лишь бы этот дурацкий сон поскорей кончился!

Дубов очнулся в каком-то низеньком вонючем шатре, потный, голый по пояс… Славно! Стрела уже не торчала из груди, и боль стала не такой острой, постепенно затухая.

— Вовремя тебя принесли, парень, — закашлявшись от едкого дыма, пробормотала страшная беззубая старуха в рубище, но с золотым монисто на шее. Взяв с земляного пола деревянную плошку, она зачерпнула ею дымящегося варева из висевшего над очагом котла и, протянув Баурджину, прошамкала:

— Пей!

Парень послушно выпил, прислушиваясь к своим ощущениям. На вкус варево казалось мерзким до чрезвычайности, а значит, наверняка было полезным.

— Вот и славно, — старуха, ухмыляясь, забрала плошку, — к осенней откочёвке будешь как новенький. Тебе повезло, что проклятые меркиты не напитали стрелу ядом.

— Это были кераиты, — поправил Баурджин. — Не знаю, чего их сюда занесло? Мы ведь вроде не враждовали?

— Верно, хотя украсть наших дев себе в жены… да и нашим пора бы наведаться к ним, присмотреть невест.