Орден геноцида

Мы возвращаем книги в библиотеку, гасим камин и лампы, поднимаемся на второй этаж и расходимся каждый в свою комнату.

Я раздеваюсь до исподнего, чищу зубы, сажусь на кровать, бросаю взгляд направо…

…Корешки книг в книжном шкафе сливаются в одно сплошное пятно — огонь пощадил большинство фолиантов в моей комнате, но от копоти никуда не деться.

Окна передо мной нет. Как и части стены. Как и крыши над головой. Лишь обломанные брёвна и оголённые рёбра обгоревших стропил.

Следов осколков нет, пламя угасло быстро, разрушения относительно небольшие — значит ударили магией, а не снарядом. Магия огня, ранг шестой-седьмой, не выше — вполне типичные чары типичного армейского колдуна…

Я встаю и делаю несколько шагов. Прохожу мимо старого комода — две ножки обломаны, ящики вывалились. Сверху — толстый слой пыли и занесённые ветром листья.

Сметаю их рукой.

Рисунок. Старый рисунок, когда-то сделанный Вилли.

Касаюсь его, чувствуя под пальцами лёгкое покалывание. Детская спонтанная магия иногда бывает очень долговечна и непредсказуема…

Не глядя, захватываю узор чар, превращая его в построение. Не глядя, правлю его…

Взгляд цепляется за короткий отблеск чего-то блестящего.

Сметаю листья и достаю из-под них фотографию в треснувшей рамке и с расколотым стеклом.

Райнхард по центру — чисто выбритый, с причёсанными волосами, одетый в чёрный военный мундир. Левая рука — на эфесе палаша. Непривычно, но не мрачен — скорее просто серьёзен и собран. Настоящий Глава клана!.. Такой и среди императоров и королей не потеряется.

По правую руку от дяди — я. Мне здесь… Четырнадцать? Пятнадцать? Тоже чёрный мундир, палаш — ещё слегка великоватый для меня. Ну и глупая же у меня рожа была…

Перед нами на стульях — Хильда и Вилли. Обе в строгих тёмных платьях с глухим воротом и совсем небольшим вырезом — моду на голые плечи Райнхард категорически не одобрял. Хильда, помнится, всего пару раз это платье надела — уже через год не смогла затянуть корсет, даже полностью выдохнув. Росла она тогда как на дрожжах и сразу везде, да…

Вилли — лет двенадцать-тринадцать, совсем ещё ребёнок. И потому она единственная, кто широко и по-детски открыто улыбается на этой фотографии.

Я провожу по стеклу пальцами.

Не знаю, где Хильда и жива ли она вообще… Пятнадцать лет прошло с тех пор, как я видел её в последний раз. Расстались мы… не лучшим образом. И с её словом, что в следующую нашу встречу она меня убьёт.

Райнхарда и Вилли — нет, и нет совершенно точно. Их могилы стоят рядом, хотя тела дяди так и не нашли.

Ну и, наконец, я.

Остался ли в живых? Сложный вопрос. Смотря что считать жизнью.