«Орден меченосцев». Партия и власть после революции 1917-1929 гг.

К другим аппаратная фортуна была более благосклонна. К примеру, знакомый нам партийный функционер Н.А. Угланов к 1922 году заработал завидную конфиденциальную репутацию: «Инициативен. Пользуется популярностью в массах. Играет руководящую роль. Не склочник. Умеет объединить работников, поднять работу. Авторитетен». Источник информации из нижегородского губкома партии[518]. Такое реноме в ближайшей перспективе весьма положительно скажется на партийной карьере будущего известного секретаря московского горкома партии.

Объективный порок такого рекомендательного принципа в подборе кадров заключался в том, что приватные, негласные характеристики таили в себе безграничные возможности для недоразумений и интриг. В подобный переплет попал, например, П.Ф. Костерин — секретарь вятского губкома. Один источник из Учраспреда благожелательно отзывался о Костерине: «Теоретически и практически хорошо развит. Имеет громадный организационный опыт. Все время занимает ответственные советские и партийные посты. Может руководить губернской партийной организацией. Стойкий, выдержанный коммунист». Другой информатор из того же Учраспреда со своей стороны недружественно сообщал о вятском секретаре нечто противоположное: «Работник уездного масштаба. Политическая подготовка слабая»[519].

В Цека отдавали себе отчет в субъективизме и несовершенстве подобного подхода к выдвижению партийных кадров, поэтому наряду с разработкой системы номенклатуры были пересмотрены и методы составления характеристик. 22 ноября 1923 года Совещание завотделами ЦК постановило создать комиссию для разработки вопроса о характеристиках ответработников[520]. Итогом заседаний комиссии, работавшей в условиях партийной дискуссии и критики аппаратных методов, стал циркуляр ЦК от 26 февраля 1924 года, в котором признавалось, что установленная система составления личных дел и характеристик членов партии нуждается в значительном изменении и упрощении. Прежний порядок составления характеристик и оценок работников отменялся. Теперь в случае необходимости требовался только деловой отзыв о работе ответственного товарища на последней должности. «Отзыв должен освещать работу данного товарища с точки зрения конкретных результатов ее, не нося характера узко личной аттестации работника. В практической распределительной работе отзывы эти должны иметь значение вспомогательных и ориентировочных материалов». Личные дела надлежало максимально разгрузить, они должны были состоять только из анкеты, автобиографии, отзыва о работе и постановлений парткома и контрольной комиссии о работнике. Дела подлежали соответствующему пересмотру и после такового должны были стать полностью открытыми для членов партии[521].

Разумеется, такие «объективки» не могли быть полноценным основанием для рекомендаций и назначений на ответственную работу, особенно в условиях внутрипартийной борьбы, когда аппарату требовался точный учет сторонников и противников. Само собой, что реальные характеристики не исчезли, просто они приобрели более закрытый и приватный характер. Секретариат вновь использовал демократическое поветрие, чтобы направить партийное судно в желательном направлении. Официальное делопроизводство принимает формальный характер, а прикладная информация и практические решения еще больше погружаются в тень.

Политика генсека Сталина в отношении культивируемого им слоя коммунистической номенклатуры была не похожа на ленинский надзор. Ленин был создатель и относился к госаппарату со всей родительской строгостью, стремясь подтянуть свое детище до своих утопических идеалов. Сталин до поры был первым среди равных и приручал аппарат, сознательно прощая ему многие слабости и оказывая влияние привилегиями, чтобы увереннее опираться на его поддержку в разворачивающейся борьбе за власть. В советский период привилегии номенклатуры умалчивались, потом попали в центр внимания общественности исключительно в качестве мишени поверхностной критики. Затем время превратило эти злопыхательства по поводу привилегированных пайков и казенных дач в посмешище, однако отношение к незаурядному опыту компартии в области материального стимулирования государственного аппарата так и застыло где-то на уровне сатиры.