Читаем «Орден меченосцев». Партия и власть после революции 1917-1929 гг. полностью

Осенью 1923 года, когда в стенах Цека началась практическая работа по созданию номенклатурного списка, в составе его аппарата появилась особая комиссия для просмотра списка военных работников, отличавшаяся более чем активной деятельностью[604]. Ее целью являлась подготовка полной и безоговорочной капитуляции Реввоенсовета Республики перед волей аппарата ЦК партии. В намеченный список должностей и военных учреждений, по которым назначение и смещение должно производиться по постановлению ЦК партии, входило все высшее руководство Военведа: 1) члены РВСР, командующие и члены РВС фронтов, округов, армий и корпусов; 2) комиссар штаба РККА; 3) комиссары и начальники корпусов и дивизий; 4) начальники политических отделов фронтов, округов, армий, дивизий; 5) начальники и военкомы главных управлений РККА; 6) военкомы академий; 7) окружные прокуроры и председатели трибуналов[605].

Орденская политика Сталина строилась в противоположность традициям европейской социальной сегрегации, известных по формуле «вассал моего вассала — не мой вассал». В новой системе государственного абсолютизма все уровни любой отраслевой вертикали должны были стать вассалами универсального партийного суверена.

В сентябре тройка Сталина, Зиновьева и Каменева приступила к устранению самого Троцкого от управления военным ведомством. Вначале намечалось расширить состав Реввоенсовета, чтобы Троцкий оказался там в меньшинстве. На следующем этапе планировалась перестройка управления военным наркоматом и пересмотр его личного состава и, в конечном счете, все должно было завершиться снятием Троцкого с поста наркомвоенмора. 25 сентября на очередном пленуме ЦК тройка предложила расширить состав РВСР, причем все новые члены Совета были противниками Троцкого, в том числе и сам Сталин. Троцкий в ответ на это произнес гневную речь по адресу интриганов, которые хотят устранить его от руководства революцией, и решил драматически буквально хлопнуть дверью. Как описывает свидетель этой сцены Б.Бажанов, заседание пленума происходило в тронном зале царского дворца, где дверь была огромная и массивная. Троцкий потянул ее, дверь поплыла медленно и торжественно. В тот момент следовало сообразить, что есть двери, которыми хлопнуть нельзя. Но Троцкий в своем возбуждении этого не заметил и старался изо всех сил ею хлопнуть. «Замысел был такой: великий вождь революции разорвал со своими коварными клевретами и, чтобы подчеркнуть разрыв, покидая их, в сердцах хлопает дверью. А получилось так: крайне раздраженный человек с козлиной бородкой барахтается на дверной ручке в непосильной борьбе с тяжелой и тупой дверью. Получилось нехорошо»[606].

Троцкий в эмиграции очень сдержанно относился к такому злому обличителю Сталина, как бывший помощник генсека и секретарь Политбюро Бажанов. Изгнанный принципал мог бы вполне солидаризироваться с человеком, обманувшим и «разоблачившим» ненавистного Сталина, однако он, по всей видимости, не мог простить ему этого уничтожающего сравнения. Троцкий, как оратор и стилист, вполне понимал сокрушительное значение меткого образа, которым Бажанов пригвоздил его, Троцкого, к тем дверным скрижалям.

Бюрократия против номенклатуры

Нэп сильно повлиял на партию в смысле ее духовного разложения. После 1921 года она стала далеко не той, чем была в октябре 17 года. Развал военно-коммунистической идеологии вверг старых партийцев в грех сомнения, новые партийные призывы несли с собой в ряды РКП(б) настроения циничного карьеризма и стяжательства. Партия превратилась в огромную организационную силу, но все более напоминала компанию по эксплуатации страны. Убежденный коммунист стал редким явлением, исчезло духовное единство. Партийные «верхи», номенклатура расслоилась на несколько частей. Одна осталась на политической работе, другая — ушла в дела хозяйственные и, чтобы удержать последних от соблазнов нэпа, особое значение приобрела третья группа, составлявшая разветвленный контрольный аппарат, надзиравший за благонадежностью доверенных лиц партии. В подобных условиях внутрипартийная борьба не могла, просто не имела права не обостриться. Преодолеть этот разброд можно было только путем реанимации мобилизационной идеологии, укрепления единого кадрового аппарата и возвышения корпоративного интереса. Все это постепенно сформировалось к концу 1920-х годов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука