Этот род оппозиции еще довольно долго будет повсеместно доставлять хлопоты. Вычищенные функционеры, опытные и сохранившие старые связи, стали занозой новому руководству на местах и поводом для беспокойства в центре. 26 мая 1922 года Цека направил секретный запрос всем губкомам о том, чем занимаются исключенные из партии во время чистки и нет ли случаев их перехода в контрреволюционный лагерь, в нэпманы и т. п.[239]
Оказалось, что такие случаи имеются и сохраняют свою актуальность. Через год 8 мая 1923 года, сразу после XII съезда, из стен Цека вновь вышел секретный циркуляр, гласивший: «По имеющимся в ЦК материалам за последнее время выявились группы из бывших членов партии (исключенных и добровольно вышедших) враждебно относящихся к РКП и Соввласти. В большинстве случаев в состав этих групп входят карьеристские или анархические элементы, из которых некоторые занимали раньше ответственные посты. Ныне, находясь вне партии и будучи снятыми с прежних постов, они вносят деморализацию не только в беспартийную массу, но иногда и в ряды отсталых членов РКП, с которыми у них сохраняются старые связи. При этом, как показывают факты, они нередко выдвигают "левые" лозунги (борьба с НЭПом, необходимость "рабочей революции" и т. п.) прямо или косвенно борятся против политики РКП, блокируются с меньшевиками и эсерами и являются в большинстве случаев зачинщиками и организаторами разных "волынок" на фабриках и заводах. ЦК предлагает повести беспощадную борьбу с этими группами, перешедшими в лагерь врагов пролетарской революции, приравнивая их ко всем антисоветским группировкам. Там, где элементы, принадлежащие к указанным группам, еще занимают ответственные должности, следует немедленно снять их с ответственной работы»… о мероприятиях сообщить[240].
Как позже станет яснее, кампания 1921 года должна была стать только началом в некоем обширном плане по преобразованию партии, задуманном Лениным. Результаты осенней кампании совершенно не удовлетворили его, и он продолжал нагнетать ситуацию. Среди большевистских олигархов Ленин был более всех потрясен тем, что случилось с партией и ее политикой в этом году. Как тогда могло показаться, на глазах рушится то, к чему шли поколения, то, что создавалось невероятными усилиями и жертвами миллионов людей. Победа была так близка, непосредственный переход к социализму так ощутим — уже закрыта вещевая Сухаревка, вот-вот доберутся до «сухаревки» в душе у обывателя и — вдруг полный обвал: смена экономической политики, возврат к капиталистическому рынку, смертельный голод в стране, разложение рядов и т. д.
По мере отступления государственной политики от принципов военного коммунизма, Ленин толкал саму партию на радикальный революционный путь. Когда осенью 1921 года он еще не видел пределов уступок капитализму, в его сознании окреп замысел превращения партии вновь в небольшую сплоченную группу профессиональных революционеров, действующих в экстремальных условиях разрухи и «возрождающегося» капитализма. Ленин не был одинок в своих настроениях, тогда действительно некоторые старые партийцы левого толка втайне не исключали перспектив последовательной утраты власти компартией в связи с наступающим нэпом[241].
Это была своего рода паника и, как ни странно, в этой обстановке ближайшее окружение Ленина оказалось хладнокровнее вождя и выступило в качестве стабилизирующей силы. Например, такой партийный либерал и прагматик, как Л.Б.Красин, направил письмо из Лондона с возражениями на послышавшиеся ему в речи Ленина 29 октября на 7-й московской губпартконференции намеки на полную свободу частнокапиталистических отношений в России[242]. Все сильнее раздавались голоса в самой Москве против чрезмерно жестких критериев кадровой политики, намеченных на ближайшее будущее. Вопрос о чистке партии в условиях перехода к нэпу был возобновлен на XI партконференции в декабре 1921 года. Ленин атаковал Оргбюро ЦК новыми предложениями о переводе всех служащих-членов РКП(б) в кандидаты и резком увеличении кандидатского срока до двух, трех лет и тому подобное[243].
Ему возражали многие. Необычайно мудро писал М.И. Калинин — о том, что «каждый коммунист невольно является хранителем государственности повсюду, где он есть» и что многолетний стаж не служит прочной гарантией отбора лучших рабочих и красноармейцев. «Нет основания наглухо запирать ворота входа» в партию[244]. О том же писал и руководитель ЦКК, «совесть партии» Сольц[245]. И.Н. Смирнов указывал, что на заводах Петрограда всего 2―3 % партийных рабочих и ограничивать приток рабочих в РКП(б) дополнительными барьерами нет никакого смысла[246].