Читаем «Орден меченосцев». Партия и власть после революции 1917-1929 гг. полностью

Газетчики, как всегда, постарались раздуть масштабы бедствия. Население в массе не повелось на энтузиазм прессы, да и учреждения остались традиционно «дубоватыми». Новорожденным Революциям и Коммунарам также повезло, что в те времена смена имен не представляла больших проблем. Как говорил Полиграф Полиграфович Шариков: «Пропечатал в газете, и шабаш». Даже подумать неловко, как чувствовал бы себя тот же новокрещеный Радек ближе к 1937 году или позже человек с таким замечательным отчеством, как Комитетович, и какая-нибудь несчастная Интернационаловна.

Победители белых, как и все, задумывались об устройстве личной жизни. Но, вернувшись домой другими, они обнаружили своих благовоспитанных невест и их родителей в тех же старорежимных привычках и предрассудках, которые оказались покрепче врангелевских твердынь. Вятский губком в ответ на чистосердечное заявление коммуниста Чебакова о разрешении ему вступить в брак с некоей девицей по религиозному обряду постановил «вызвать в губком тов. Чебакова и сделать ему внушение»[311]. В мае 1921 года царицынский губком особо отметил, что за последнее время участились случаи исполнения религиозных обрядов членами партии, в связи с чем необходимо усилить соответствующую пропаганду и принять меры дисциплинарного воздействия. В частности, «в отношении к ответственным работникам, членам партии, исполняющим религиозные обряды, провести линию репрессий вплоть до исключения из партии»[312].

На пленуме Иваново-Вознесенского губкома 22 апреля 1921 года секретарь тов. Коротков говорил: если во время гражданской войны религиозному вопросу уделялось мало внимания, то теперь в условиях развития мелкобуржуазности к нему должно быть привлечено сугубое внимание. Религия становится идеологией мелкой буржуазии. При борьбе клерикализма с коммунизмом для партии становятся обязательным непримиримое отношение к ее членам, допускающим исполнение каких бы то ни было религиозных обрядов. Губком постановил, что все члены партии, прибегающие к религиозным обрядам, должны исключаться из партии (в крайних случаях переводиться в кандидаты), а также «вменить в обязанность всем членам использовать данное советским законодательством право договора о воспитании потомства»[313].

До этого, во время войны, в ответ на запросы с мест из Цека как-то миролюбиво пытались внушать ретивым секретарям, что за заключение церковного брака из партии не исключают[314]. После войны церковная политика партии довольно резко изменилась. Постановление пленума ЦК РКП(б) в 1921 году по вопросу о нарушении пункта «13» партийной программы и о постановке антирелигиозной пропаганды гласило: 1. Не принимать в партию, даже в кандидаты тех, кто выполняет какие-либо обязанности священнослужителей любого из культов… Перед членами партии, исполняющими такие обязанности в настоящее время, поставить ультимативное требование прекратить связь с церковью какого бы то ни было вероисповедания и исключить их из партии, если они этой связи не прекращают. 2. «Не принимать в партию интеллигентных выходцев из буржуазной среды, если они не выразят полного согласия с пунктом 13 программы». <…> 7. «По вопросу об антирелигиозной агитации дать директивы всем партийным организациям и всем органам печати не выпячивать этого вопроса на первое место». Согласовывать действия партийных организаций с нэпом.

Но церковные традиции сломать было трудно, девки сами, тем более вопреки родительской воле, не желали вступать в отношения, не освященные церковью. Тут и раскинулось поле битвы, на котором решалось: кто сильнее, Маркс-Ленин или Зигмунд Фрейд. Закрытый доклад секретаря донецкого губкома за ноябрь 1922 года приводит выдержку из сообщения секретаря луганского укома Ляпина: «Ребят в деревню слабых посылать совсем нельзя. Они не только не способны что-либо сделать с нашим "святым мужичком", но наоборот залазят в тину, запутываются и гибнут. Пропадают довольно славные хлопцы. Например, молодые ребята за недостаточностью коммунисток женятся на крестьянках и, конечно, на дочках кулаков, поповых и прочей чуждой коммунизму среде, обмещаниваются, теряют голову и идут венчаться в церковь. Недавно женился секретарь волпарткома, молодой, хороший парень, недавно прибывший из Красной армии. Повенчался в церкви на широкую ногу (с коврами, певчими, люстрой), а предволисполкома читал Апостола, член волпарткома пел: "Исайя, ликуй". Анафемский сын забыл провозгласить: "Упартком, ликуй". Это было в Новосветловской волости, но такая же точно история была и на Веселой горе»[315].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука