«Орден меченосцев». Партия и власть после революции 1917-1929 гг.

Почтотелеграмма всем полномочным представителям, начальникам губернских и областных отделов ОГПУ уведомляла, что политконтроль усиленными темпами работает над проверкой крупных губернских библиотек и книжного рынка, но к чистке уездных и сельских библиотек органы еще не приступали. Население продолжает пользоваться старой народнической, эсеровской, религиозной и черносотенно-монархической литературой. ОГПУ предлагало немедленно изыскать силы и средства и наметить конкретные мероприятия для проведения кампании и закончить таковую к началу нового 1924/25 учебного года. В работе руководствоваться инструкцией Главполитпросвета и Главлита по пересмотру книжного состава библиотек и циркуляром Главлита от 14 апреля 1924 года. На книжном рынке изъятию подлежат: а) все печатные издания контрреволюционного характера; б) все издания клерикально-религиозного характера (за исключение богослужебных книг); в) произведения печати, поименованные в списках запрещенных книг, издаваемых Главлитом, причем издания, вышедшие до Октябрьской революции, могут быть изъяты только после заключения Главлита[327].

Усиление охранной политики

Для социалистических оппозиционеров большевизма была характерна иллюзия, что всей судебной системой заправляет чекистское ведомство. Это не удивительно, поскольку в первую очередь они имели дело именно с ним. Преувеличение размеров компетенции органов и непонимание фундаментальности и принципов работы всей советской коммунистической организации было утешительным упрощением, дескать, все держится на терроре[328]. Они не понимали всей целостности системы, где ж им было найти эффективные методы борьбы с нею? Понимал Милюков, но и то только в части идеологии, а секреты кадровой политики оставались тайной и для него.

Время периодически окрашивало ВЧК-ГПУ в разные цвета. Загадочность советской тайной полиции, всегда неохотно расстававшейся со своими секретами, способствовала тому, что, как правило, эти цвета, от пурпурно-героического до черно-преступного, отличались ровным скучноватым тоном. Либо карающий меч революции, либо орудие преступлений большевистского режима. Реальная жизнь и противоречия тайного ведомства не были видны стороннему наблюдателю. Однако советская госбезопасность, которая в силу своих обязанностей постоянно находилась на острие общественных противоречий, сама в течение всего времени испытывала сильнейшие внутренние колебания.

Как широко известны неоднократные попытки руководства ВЧК перейти к более мягкой карательной политике, так же известны и соответствующие саркастические отзывы оппонентов большевизма по поводу пустого содержания этих широко распубликованных заявлений ВЧК о смягчении карательной политики в начале 1920, 1921 годов и далее. Но в том не было изощренного лицемерия власти, которая от благозвучных заявлений об отмене казней быстро переходила к восстановлению таковых в прежнем объеме и даже сверх того. Здесь выступало объективное противоречие этой парадоксальной системы, которая опиралась на массы и в то же время была направлена против них. И предВЧК Дзержинский более, чем кто-либо другой, являл собой олицетворенное противоречие большевистской диктатуры.

В суровом рыцаре революции был очень силен заряд идеализма (как, впрочем, у всех видных большевиков, имевших в прошлом небольшевистское «пятно» в революционной биографии). Дзержинский не был твердым «ленинцем», способным следовать за вождем безоговорочно и безоглядно в направлении любой максимы. Ленин точно знал, в чем можно, а в чем нельзя положиться на своего аргуса. Несмотря на то, что Дзержинский возглавлял одно из ключевых и ответственных ведомств революции, Ленин никогда не допускал его на самые высокие этажи пирамиды власти — Политбюро и Секретариат ЦК партии, памятуя о социал-демократической слабине железного Феликса, которая, порой, бросала его в объятия самой яростной антиленинской оппозиции — например, по вопросу о Брестском мире и в очень важной дискуссии о профсоюзах[329]. По большому (большевистскому) счету Ленин не доверял Дзержинскому и был по-своему прав.

Колебания Дзержинского непосредственным образом отражались и на его руководстве чекистскими органами. После окончания гражданской войны, он пытался скорректировать их деятельность с учетом интересов широких крестьянских и рабочих масс. Это выразилось в преследованиях и даже расстрелах агентов Наркомпрода, наиболее преступно пользовавшихся своими большими полномочиями в годы продразверстки, беспощадно карал расхитителей и ротозеев — в общем, принялся активно поправлять госаппарат, немилосердно задавивший массы в период военного коммунизма. Дзержинский постоянно взывал и к своим сотрудникам, требуя быть осторожными и не нарушать конституции.