– Убийцу ищет полиция. Инквизицию интересует сам факт явления некромантов в Город и их связь с вами.
– Смею уверить, что я не имею никакого отношения к некромантам! – веско и раздраженно сделал выпад Ротмунд.
– Верю. Можете не уверять. Да, вы не имеете к ним никакого отношения. Но они имеют отношение к вам.
– Не понимаю, – отрывисто буркнул граф, сверля собеседника с ума сводящим взором алых глаз. – Хотя нет. Постойте… За свои годы я видел множество странных союзов. Порой вампиры искали защиты у магов, иногда мародеры отсиживались под крылом у вампирских кланов… Хотел сказать, что, пожалуй, не бывало такого, чтобы дружба свела вместе священника и вампира, но немедленно проклял собственную забывчивость: настолько свыкся уже с нашей с братом Маркусом взаимной симпатией, что и за служителя Бога не воспринимаю… Итак, по-вашему, этим жалким осквернителям трупов нужен был я, но они не пожелали в открытую прийти ко мне, предпочтя творить беззаконие от моего имени, у меня за спиной? Я рад, что они теперь там, куда они стремились проникнуть, – в могиле. Но вы желаете узнать, куда тянуться ниточки от этой горстки адептов?
– Да. Вы избавили меня от труда утомительных объяснений. Мы отлично поняли друг друга.
– Не стóит преувеличивать мою любезность, поскольку выслеживать этих людей – ваша задача, мне же они нисколько не интересны. Вам я ничем не могу помочь.
Лазарь помолчал. Порывисто запахнулся в плащ. Гневно бросил:
– Будь у меня разрешение Инквизитора и необходимые навыки, вы бы сейчас не улыбались, а рычали, подыхая с осиновым колом в сердце!
– Гм. Так как у вас, милейший, оные отсутствуют, попрошу удалиться и более меня не беспокоить, – граф с ледяной вежливостью указал на дверь.
Лазарь поспешил на выход, задыхаясь от бешенства, сдирая с шеи 'страж'. Когда он уже коснулся ручки, раздался медленный и тяжелый голос хозяина, долетевший из сумрака залы:
– Повремените немного. Не кипятитесь по пустякам. Я взвешу решения и завтра вечером пришлю вам, в 'Веселящий шнапс', письмо, где подробно изложу свои мысли на счет этой истории. Возможно, со своей стороны, – граф жирно выделил эти слова, – я вам помогу с расследованием. Теперь ступайте.
Когда за Посланником захлопнулась дверь, факелоносцы как один развернулись и строем покинули помещение.
Ульш остался один в кромешной мгле.
Ах, как тяжело и беспокойно! Ротмунд с усилием поднялся, отцепил медную фибулу. Плащ камнем утопленника упал на спинку трона. Сердце глухо стучало в груди, и его работа отзывалась шумом в черепе. Ульш прокусил запястье. Кровь потекла не сразу, вязкая и густая, точно смола. Она горчила и моментально всасывалась через стенки неба и глотки обратно.
Да, машина мунди завертелась, закрутились гигантские колеса, со скрипом заработали поршни, из котла повалил пар. Агм. Если Лазарь не наделает глупостей в ближайшие сутки, то план удастся исполнить.
Ротмунд направился к себе, в просторную комнату на третьем этаже. Добротная деревянная лестница вела к массивным дверям. В дверях, запиравшихся на засов изнутри и снаружи, внизу зияло овальное отверстие – для ежевечернего приношения. Так витиевато в замке именовали миску свиной крови или еще теплую курицу со свернутой шеей. К ритуалу в замке все относились по-солдатски просто, как к утреннему омовению или обеденной молитве. Юлиус жертву принимал без энтузиазма, как больной лихорадкой выносит диету, прописанную доктором. Неприятно, морщишься, давишься, но через силу, механически, каждодневно вливаешь в себя яд и надеешься: поможет?..
Шалунья Эльгеберд всегда выдумывала всяческие проказы. И когда была совсем малышкой, локоть ростом, и когда повзрослела и стала прекрасной девушкой. Она, словно птичка-вьюрок, все хлопотала и щебетала, бегала туда-сюда по замку и рассеивала тоскливую тишину.
Теперь она совсем взрослая. Замужем и ждет второго ребенка. Но по-прежнему озорно улыбается при виде Хозяина. В ней как-то не привились ростки суровой услужливости, пропитавшей каждого обитателя замка насквозь. Как была сумасшедшей девчонкой, так и осталась.
– Что-то вы бледны сегодня! – выпалила Эльге, прятавшаяся за занавеской. В руках – веник и мокрая тряпка, рыжие волосы собраны в косу. Набекрень кокетливо повязан белый платок. Сиреневое с розовым платье обтягивает растущий животик. Чудо как хороша! Разбойница и чертяка, сказочный эльф!
– К вам привязался заблудший пес Священной Инквизиции? Гонит, как лису, а лиса в норе, и не выкурить?..
– Было дело, – прищурился Ротмунд, сторонясь ее. А Эльге, наоборот, приближалась. Это была старая-старая игра 'я не боюсь тебя, ты мне ничего не сделаешь'. Скользнула рукой по поясу, не нашла ножен, подняла изумленные глаза (прелестные глаза, ах, до чего же прелестные!).
– В драку и без ножика? Что за безрассудство! А если пес бешеный? а вдруг бы укусил?
– Поводырь кормил своего пса сладостями, и пес растерял все свои зубы. Хотел прикусить – да нечем.
Юлиус подержал на весу ее ладонь, невесомую, шелковистую, почувствовал биение двух сердец и поспешно выпустил. Отступил. Она горделиво заулыбалась.