Орден Розги. Дрессаж

— Молитвы мадам Отвиль! Вот умора! Мадам у нас прелестная святая и посвящает себя молитвам! Ха-ха-ха! — И он снова принялся кататься по полу, задыхаясь от смеха.

— Но где ты был? Что ты видел? — спросила я, порядком озадаченная.

— Я не скажу, где я был, но, говорю вам, я видел, как она молится. О, наши хозяйки тоже наверняка не отказались бы взглянуть! Я знаю, что они не верили в набожность мадам Отвиль, и я тоже не верил, но теперь у меня есть подтверждение.

— Несносный чертенок, сейчас же расскажи мне все, или я тебя как следует выпорю, — сказала я, тряся его за плечи. — Где бы ты ни был, ты будешь наказан за то, что явился домой в таком виде. Что же это такое, о чем бы хотели узнать дамы?

— Говорю же тебе, Энсон, они бы очень заинтересовались тем, что я видел сегодня вечером.

— И что же это?

— Ты не побоишься залезть со мной на дерево?

— На дерево?!

— Да, именно там я сейчас и был, сидел себе уютненько на ветвях, наблюдая, как молится мадам Отвиль. Она и не подозревала, что кто-то, кроме птиц, может ее видеть, так что даже шторы не опустила.

Так вот, значит, где он был: он сидел на дереве, растущем перед окнами комнаты Отвилей.

— Энсон, попробуй! — настаивал Гюстав. — Я помогу тебе забраться и никому об этом не расскажу. Старуха Софи может охранять дверь сколько угодно, если ей так этого хочется, а мы просто заглянем с другой стороны.

— Но сначала скажи, что ты там увидел, — ответила я. — Я не собираюсь рисковать своей шеей ради твоих розыгрышей, и я уверена, что ты мне все наврал.

— Да нет же, клянусь! Я видел, чем занимается в своей комнате набожная мадам. И со всей ответственностью заявляю, что она не слишком утруждает Мадонну. Все свои службы она посвящает розге, а не распятию, но и розгу держит в руках очень мило. Я сам был готов спрыгнуть к ней в комнату, чтобы она меня отстегала, настолько очаровательно она это делает.

— Дерзкое чудовище! Но кого же она порет?

— Как кого? Конечно же, мсье Отвиля! Этот джентльмен всегда исчезает загадочным образом вслед за своей женой и подолгу не появляется в обществе. О, они оба горазды помолиться, очень религиозная пара. Тебе стоит посмотреть, как он целует ей руки и ноги и называет ее самыми ласковыми словами после того, как она его как следует выпорет. Попытайся влезть на дерево, Энсон. Никто не гуляет по саду в темноте, и у тебя больше не будет такого шанса. Залезть туда вовсе не трудно, и я тебе помогу.

Гюстав был в таком восторге от увиденного, а мне так хотелось раскрыть тайну мадам Отвиль! И в то же время я даже не могла себе представить, как это — я, Маргарет Энсон, полезу на дерево. А вдруг я упаду оттуда? А как будет хохотать моя госпожа, когда я ей об этом расскажу! Это было огромным искушением, и, в конце концов, я решила попробовать следующим вечером, чему Гюстав несказанно обрадовался.

— Я не рассказывал этого Фифине, — доверительно сообщил он. — Если она свалится и раскричится, все всё узнают. Ты, конечно, тоже можешь упасть, но ты не будешь визжать, я уверен.

— Я и не собираюсь.

— И вот еще что, Энсон.

— Что?

— Если вдруг увидишь там что-то ужасное, просто закрой глаза. Ты же понимаешь, мадам и мсье Отвиль думают, что они совсем одни.

Я хотела дать ему в ухо, но он увернулся и убежал, чтобы переодеться, и весь оставшийся вечер вел себя просто возмутительно, щипал меня незаметно и сладко мне улыбался, чем чуть было не погубил мою важность в глазах дам. Он был в комнате моей госпожи, когда к ней зашла мадам Отвиль и на замечание, что ее молитвы на этот раз продолжались слишком долго, очень просто и скромно согласилась с этим. Я думала, что Гюстав сейчас раскроет себя, но ему удалось кое-как подавить смех. Он сильно закашлялся, княгиня отвесила ему оплеуху и приказала выйти вон.

Словом, моя дорогая, следующим вечером я действительно забралась на дерево. Это была сумасшедшая идея, но искушение было слишком велико, тем более что Гюстав помогал мне забраться и устроиться на ветке. Я убедилась в том, что после ужина у меня будет два часа свободного времени, надела мужские штаны, которые Гюстав стащил из комнаты слуг, а сверху свою юбку. В это время пришел Гюстав.

— Пойдем скорей, — сказал он. — Служба уже началась, и там все тихо.

Не встретив на своем пути ни единой души, мы вышли на улицу и открыли калитку в палисадник. Ночь была темной, и дорогу нам освещал лишь свет, исходивший из окон первого этажа. Короткая лестница уже ждала нас под деревом.

— Я полезу первым, — прошептал Гюстав. — И держись крепче, следом лезть проще.

Я нисколько не боялась и через несколько минут уже сидела на ветке, а Гюстав устроился позади меня, и мы оба могли отлично видеть комнату внизу.