Орден Сталина

Скрябин, однако, провел на полу не более секунды. Мгновенно вскочив, он бросился следом за своей обезумевшей возлюбленной и настиг ее, когда она уже поворачивала ключ в замке. Он ухватил ее обеими руками поперек туловища и поволок обратно в комнату; по пути Анна била его локтями и пятками, извивалась и брыкалась, но, по крайней мере, не кричала. И Николай сделал вывод: не так уж она и обезумела, если понимала, что ее крики могут привлечь внимание соседей.

Что-то потрясло, напугало ее, но что именно – Коля не мог понять.

Бросив Анну на кровать, он накинул на неё одеяло, как на взбесившуюся кошку, и навалился сверху всем своим весом. Женщина разом перестала сопротивляться – решив, очевидно, что не стоит попусту тратить силы.

– Ну, так… – проговорил Коля, слегка задыхаясь. – Предлагаю объясниться.

– Что мне объяснять тебе, если ты сам всё знаешь? – Голос Анны из-под одеяла звучал глухо. – Или серьги в виде вереска – это случайность?

Коля честно обдумал ее вопрос, потом проговорил осторожно:

– Слово верескимеет для тебя какой-то особенный смысл? Может, твои предки были родом из Шотландии?

И тут Анна начала хохотать. Смеялась она так долго, что Николай, плюнув на возможность ее бегства, встал и взял со стола стакан с остывшим чаем. А потом сбросил одеяло с Анниного лица, набрал чаю в рот и прыснул им на свою возлюбленную.

После этого прошло еще около получаса, прежде чем Анна снова смогла по-человечески разговаривать. И прежде чем она спросила:

– Ты ведь знаешь, как будет по-немецки вереск, не так ли?

– Знаю, – кивнул Коля. – Die Erika.

Он сказал это так просто, что Анне сделалось безумно стыдно, но – извиниться она решила позже. И задала свой второй вопрос:

– А ты знаешь, что такое Аненербе?

Николай подумал, что она вновь проверяет его на знание немецкого языка.

–  Ahnenerbeзначит наследие предков, – перевел он.

– Да, перевод верный, – подтвердила Анна.

И начала рассказывать.

9

Она действительно родилась в Москве в 1910 году – как и значилось в ее паспорте. И отец ее в самом деле был профессором древней истории в Московском университете. Только подлинное ее имя было другим: Эрика Анна фон Фок, из семейства обрусевших немецких дворян – вот кто была она на самом деле. Когда Анне ( Эрике) исполнилось семь лет, мама подарила ей ко дню рождения сапфировые сережки в виде цветков вереска: как две капли воды похожие на те, которые купил Коля. А когда девочке было восемь, ее мать умерла – во время эпидемии испанки. И в свои девять лет Эрика Анна уехала с отцом в Германию, на родину предков.

Справедливости ради надо заметить: решение профессора не было спонтанным. Отец Эрики – человек уникальных способностей и дарований – что-то вызнал о своей грядущей судьбе и о судьбе России в целом: получил информацию из особыхисточников. И – решил судьбу обмануть.

Однако по приезде в Германию, разоренную войной, жизнь девочки и ее отца была такой, что в успешный исход обманного маневра верилось с трудом. Поселившись на юге страны – в Мюнхене, где у них были дальние родственники, – профессор и его дочка не просто бедствовали: они нищенствовали и голодали. Отец девочки для виду искал работу, но, во-первых, его больше интересовали какие-то собственные проекты, а, во-вторых, никакой работы никто ему не предлагал. Было продано всё, что могло быть обращено в деньги, включая сережки – мамин подарок. Родственники, у которых они жили, скрепя сердце давали им кров, но кормить их не могли, даже если б захотели.

К середине 1920 года отец и дочь были на грани голодной смерти, но тут вдруг началась полоса сказочного везения. Профессор на последние деньги отправился путешествовать– осматривать руины какого-то баварского замка. Дочь он с собой не взял, и девочка решила: отец попросту бросил ее, сбежал. Но она ошиблась.

Через три дня профессор вернулся: в двуколке, запряженной крепким жеребцом, в новом костюме и – с полными карманами денег. Из двуколки он самолично выгрузил два тяжелых ящика, но что было в них – дочке не сказал.

Внезапного богатства им хватило на то, чтобы купить приличный домик неподалеку от Мюнхена, поселиться там и даже нанять прислугу. С этого момента ни голода, ни нужды они более не знали, однако Анна, вспоминая впоследствии приезд в чужую страну, была уверена: самым худшим было не то время, когда они голодали. Куда хуже стало потом – когда они сделались благополучны.

Ее отец с головой ушел в свои так называемые изыскания. Итогом этого стали две вещи. Во-первых, он практически перестал замечать свою дочь. Во-вторых, их дом стали посещать бесчисленные гости – люди, пугавшие Анну до такой степени, что она во всякий их приезд боялась высунуть нос из своей комнаты.