Я добровольно ухожу из жизни и делаю это признание, чтобы очистить свою совесть.
В ночь с 11 на 12 июля с.г. я, руководствуясь личными мотивами, организовал побег из здания НКВД приговоренной преступницы А.П. Мельниковой. Затем, под воздействием психологической обработки со стороны гр-ки Мельниковой, я согласился стать агентом-осведомителем германской организации «Аненербе», в пользу которой гр-ка Мельникова осуществляла шпионаж на территории Союза ССР. Как мне стало известно, данная организация под видом изучения древней истории занимается исследованиями в области парапсихологии, спиритизма и оккультизма. Цель исследований: использовать малоизученные возможности человека для обеспечения превосходства германской расы.
Гр-ка Мельникова настойчиво добивалась от меня передачи ей сведений, касающихся деятельности проекта «Ярополк». Однако я, осознав ее коварство, утром сего дня убил немецкую шпионку Мельникову (путем удушения), а затем сбросил ее тело в Москву-реку. Таким образом, осуществив самосуд, я совершил еще одно преступление перед Советской Родиной.
Я полностью осознаю свою вину и считаю, что не вправе жить дальше.
26 июля 1935 г.
Подписи в конце машинописной страницы пока что не было.
– Можно мне закурить? – спросил Коля, и Стебельков благосклонно кивнул.
Скрябин вытащил из нагрудного кармана рубашки пачку «Беломора» и достал из неё две папиросы.
– Не желаете? – обратился он к капитану госбезопасности.
Мужчина с винтовкой нацелился стрелять, но не в Скрябина. Стебельков дал своему порученцу категорическое указание: если только «Беломорканал» появится в руках юнца, не медля стрелять в пачку папирос, даже если при этом придется продырявить сопляку кисть. За что Иван Тимофеевич так невзлюбил эти папиросы – сотрудник зоопарка размышлять не собирался; его задачей было исполнить распоряжение.
Между тем шимпанзе в соседней клетке будто с ума сошли: метались, вопили, даже на решетку запрыгивали. Но служителю зоопарка было не до них.
Стебельков потянулся за папиросой, но затем вдруг убрал руку за спину и разразился смехом.
– Ну, Скрябин, – Иван Тимофеевич, хохоча чуть ли не до слез, покрутил головой, – удивил ты меня! Утаил-таки одну пачку от Иосифа Виссарионовича! Что скажет Хозяин, когда узнает об этом? И еще меня хотел ими угостить!.. А я ведь просмотрел ту пленку, которую вы с Кедровым оставили тогда в кинозале. Да, да: это я забрал ее. И разглядел под большим увеличением тот предмет, который передал Благину…
Чекист вновь запнулся на имени своего шефа, и – вспомнить его так и не успел. Звук выстрела был негромким, похожим на хруст ломающейся ветки, и куда громче вскрикнули после него Миша и Настя – практически одновременно. Пуля, явно выпущенная из оружия с оптическим прицелом, угодила точно в центр золотой зажигалки, которую держала бывшая Колина нянька. Курительный аксессуар – с образовавшимся посередине отверстием – упал на асфальтовую дорожку, и почти такое же отверстие: круглое, аккуратное – образовалось в Настиной правой ладони. Поразительно, но из него вытекла лишь одна крохотная капля крови.
– Значит, Стебельков, вы не хотите особенного «Беломора»? – раздался откуда-то сбоку голос, заставивший Ивана Тимофеевича куда заметнее, чем от звука выстрела, вздрогнуть.
6
– Вообрази себе, Коля, – сказала, приближаясь к ним, Анна, – этот придумщик посадил стрелка возле клетки с шимпанзе. Пришлось потратить на него время – отобрать винтовку, усадить в клетку к мартышкам. Они очень обрадовались новому соседу!..