Орден Сталина

( Всё-таки вспомнил?!)

…мы подыщем что-нибудь другое.

И тотчас, словно из воздуха, рядом с ними возник еще один субъект в форме НКВД, Скрябину незнакомый.

– Идем, – сказал неизвестный наркомвнуделец, обращаясь к Кедрову.

Так что Миша двинулся в одну сторону, а Николай – в другую.

Кабинет Семенова показался Коле каким-то черным: не от недостатка освещения и не от цвета обстановки, а от чего-то иного, глубинного. Студент МГУ не мог этого знать, но он сидел теперь в том самом кресле, в которое Семенов усаживал Анну – во время самого первого ее визита сюда.

– Ну, что же, настало время нам поговорить, – произнес Григорий Ильич и улыбнулся: так, как улыбаются людям, которым со всей искренностью желают понравиться.

И Николай понял – по безмятежному выражению гладкого лица, по вкрадчивому повороту головы чекиста, – что тот не просто забыл его.Мерзавец вообще забыл о том эпизоде, который имел место в квартире на Каменноостровском проспекте летом 1923 года.

– Вышло так, – произнес между тем Григорий Ильич, – что один наш товарищпобывал у тебя дома. И нашел там вот это.

Семенов открыл ящик письменного стола и вытащил устройство в виде укороченной подзорной трубы, которое Скрябин отдал давеча Стебелькову. Только теперь к нему – к ауроскопу – крепилась на шнурке картонная бирка с инвентарным номером.

«Уже оприходовали бабушкин раритет…» – отметил про себя Коля, а вслух произнес:

– Ну, а я уж думал, что вызов на практику в НКВД – случайность.

– О, нет, – Григорий Ильич рассмеялся и покрутил головой, – никаких случайностей на свете не существует вовсе. И то, что в поисках редких книг, необходимых для социалистического государства, мы натолкнулись на тебя – вполне закономерно. Хотя, возможно, из-за действий нашего товарища ты испытываешь сейчас неприязнь и к НКВД, и ко мне.

Семенов выдержал паузу, ожидая, как Скрябин на такое заявление отреагирует, но тот молчал, ждал продолжения.

– Однако, – почти торжественно выговорил Григорий Ильич, – мне совсем не хотелось бы, чтобы мы стали врагами, поскольку ты – один из самых нужных и полезных намлюдей. Хотя сам, вероятно, пока об этом не подозреваешь.

«А вдруг он предложит мне сделаться сексотом?» – почти весело подумал Николай. Но Григорий Ильич, конечно, на такие глупости размениваться не собирался.

–  Покажи мне, что ты умеешь, – произнес он, а затем подтолкнул к Скрябину ауроскоп, с легким громыханием покатившийся по столу.

И от этих слов память мгновенно перенесла Колю на двенадцать лет назад: в ленинградский июнь 1923 года.

8

Он извернулся так, чтобы видеть Настю, и девушка, поняв его движения, тоже повернула к нему голову. По Настиному лицу текли слезы, и в первый момент мальчику показалось, что это от слез вся ее кожа покрылась ярко-красными пятнами и полосами. Но затем до него дошло: так ее раскрасил лившийся сверху полукипяток. Подтолкнув Колю к верхнему краю ванны и держа его так – на своей спине, она защитила мальчика от самых жестоких ожогов, но подставила под обжигающие струи себя.

И теперь Настя смотрела на своего воспитанника с мольбой и ужасающей надеждой. Девушка верила, что ему под силу спасти их обоих. Она что-то промычала, и на сей раз Коля понял ее: она пыталась произнести слово пожалуйста.

«Я не могу», – хотел он ответить ей, но выговорить это не сумел; не сумел бы, даже если бы во рту у него не было мерзкой тряпки.

Между тем чугунная ванна стала раскаляться, а клубы пара сделались столь густыми, что сами по себе – без воды – ошпаривали кожу. Коля боялся подумать, что испытывает Настя, поскольку даже у него – хоть струи из душа почти его не касались – от нестерпимого жжения стало мутиться в голове.

Мальчик знал, что нужно делать, чтобы не потерять сознание – читал в книжках. Он до крови прикусил себе язык, застонал от этой новой боли, но дурнота чуть-чуть отступила. Отвернувшись от Насти, он сквозь завесу пара отыскал взглядом дверь – и просвет между ней и косяком. Как ни странно, Коля всё еще мог видеть дверную задвижку.

«Господи, – взмолился он мысленно, – помоги мне!..»

И даже не толкнул щеколду – ударилпо ней взглядом с такой силой, что, если бы мальчику удалось перевести ее в физический эквивалент, вся дверь разлетелась бы на куски. От совершенного усилия Коля секунды на две-три полностью ослеп и оглох. Затем зрение и слух стали возвращаться к нему, но какими-то рывками, словно в голове у него поселился водитель-неумеха, дергано переключавший передачи. В первый из таких рывков Коля услышал голоса. Сначала Григорий Ильич громко произнес:

– Бросайте еще, не жалейте! Дрова всё равно не ваши. – И хохотнул, довольный своей шуткой.

Следом заговорил доктор Моро:

– Колонка может не выдержать, распаяться. Зальем соседей, они сюда сбегутся. Может, лучше попробовать электрический ток? Найдем какой-нибудь приборчик, зачистим провода…