Орден Сумрачной Вуали

Мне всегда казалось, что у Жана есть некоторые проблемы с позиционированием, но богатеи Гневливых Гроздьев находили такой призыв очаровательным. Либо, что вероятнее, сам Жан покорял их своим обаянием. Он был добродушным, голубоглазым и всегда носил одежду белого цвета, а также – почти поварской колпак. На фоне темного Пика Грёз Жан походил на жемчужное пятно и волей-неволей притягивал взгляд. Жан любил говорить, что он родом с севера – то называл Норшвайн, то княжество Вухх, но не тут-то было. Шэрхен обыкновенный, островной, белобрысый.

Я издалека полюбовалась на то, как информатор собирает какому-то покупателю корзину шикарных светло-голубых гортензий. У его ног вертелось два полосатых кота, в аквариуме ползала огромная черепаха. А что особенно мне понравилось, так это то, что в цветочной лавке появилась большая клетка, а в ней дрыхли в рядок мои птицы. Ура! Герань понятия не имел, что со мной случилось и куда я пропала, но я радовалась, что ему хватило сил и желания позаботиться о моих питомцах. Даже несмотря на то, что вот тот бродяга, сидящий на углу улицы и зыркающий туда и сюда – явно совсем не бродяга, а шпион. И Жан тоже наверняка это понял.

Кажется, в моем мире это вообще маркер хорошего человека – доброе отношение к животным. Вот правда. Мне плевать, кто и как относится к людям – я сама не в восторге от нашего брата, – но для меня показательна чужая любовь к зверюшкам. Очень.

Когда я спустилась на улицу и пошла прочь от цветочной лавки, из нее вдруг выбежала девушка в легком платье – дочь и помощница Жана. Она рванула ко мне, сжимая в руках букет пионов, и всунула мне его в руки с криком:

– Ваш заказ! Мы помним, что вы опаздываете, поэтому вынесли навстречу! Чудесного праздника!

– Спасибо, – невозмутимо ответила я и, придирчиво оглядев цветы, кивнула: мол, принимаю работу.

Бродяга на углу не счел это подозрительным. Завернув за угол, я покопалась в цветах и нашла тяжелый латунный ключ с адресом в Верхнем городе. И записку: «Мы волнуемся за тебя, Джерри. Охота за тобой не утихает уже несколько недель. Два года я не хотел никого пускать в убежище Скользких, но… Знаешь, если нужно будет, пользуйся. Инструкция, как попасть туда, находится на обратной стороне этого листа. И, ради неба, выбирайся из передряги, в чем бы она ни заключалась».

Люблю Жана!

* * *

В девять вечера, как и было условлено, я зашла в трактир «Голова грифона», где наша команда собиралась вновь, да еще и с прибавлением в виде Галасы Дарети.

Трактир был большой, прямо в зале росло несколько мощных деревьев, в чьих кронах прятались столики для особенных гостей: эдакий аналог приватных кабинок, но похаризматичнее. Мы как раз арендовали одно из таких мест, и я по веревочной лестнице забралась в укрытие из ветвей и листьев.

Там уже сидел Тилвас. Столик был очень низкий, традиционный. Он поднимался от деревянной платформы всего сантиметров на двадцать, так что сидеть приходилось на подушке, а не на стуле. Перед Талвани стоял кувшинчик и рюмки с горячим травяным ликером, а также глиняная мисочка с аппетитными креветками в кляре.

– Как прошел твой день? – Я опустилась на вышитую подушку рядом с аристократом и по-свойски выхватила одну креветку из промасленной шуршащей бумаги, устилавшей мисочку изнутри.

– Рука онемела, – усмехнулся Тилвас. – Так и приходилось ходить, прижимая ее к груди, чтобы прикрыть амулет – совсем как на следующее утро после нашего знакомства. Кстати, поздравляю тебя, Джеремия Барк: с момента твоего покушения на мое убийство прошел ровно месяц.

– Ух ты. У меня немного теплеет на душе, когда я думаю, сколько денег Враг слил на то, чтобы оплачивать услуги наших преследователей все это время.

– И у меня. Разорим его, а потом грохнем: идеально.

– Мы очень плохие.

– Невероятно плохие, да.

– Думаю, я даже хуже тебя, Тилвас.

– Да ладно? С чего бы это, миленькая маленькая Джеремия Барк?

Он улыбнулся мне, мы чокнулись рюмками с ароматным ликером. Я лениво откинулась назад, опершись затылком о шершавый ствол дерева.

– Я злая сама по себе. Как человек, безо всяких там внешних примесей вроде древнего скучающего рёхха в крови, на которого можно многое списать. И вообще: все мои нравственные принципы сводятся к одному: «Постарайся не быть стервой», но даже с ним я постоянно лажаю. Так что… – я пожала плечами.

– Если тебе повыбивать зубы, возможно, ты даже будешь не такой интересной, так что не парься, – задумчиво сказал Тилвас, и я поперхнулась новой порцией, чуть не оплевав ликером весь стол:

– Прости, что?!

Он расхохотался.

– Я имел в виду, что внешняя агрессия – часть твоего обаяния. Внутри ты хорошая.

– Это комплимент?

– Это факт.

Веревочная лесенка, ведущая на платформу, зашаталась, и к нам присоединился Мокки Бакоа. Вслед за ним с помощью специального канатного лифта поднялся поднос еще с несколькими блюдами столичной кухни.