Орден Сумрачной Вуали

– Где там Галаса? – с места в карьер поинтересовался вор. – Я сегодня издали последил за Полуночным братством и должен признать, что это самое омерзительное зрелище на свете. Никогда прежде я не встречал столь быстрой и безжалостной деградации двуногих существ. Мне придется купить хлыст в компанию к посоху, чтобы хоть как-то вернуть этих бестолочей обратно в рамки приличия. Я опасался, что кто-то захватит власть в мое отсутствие – но… Лучше бы захватили. Позорище.

– Ты же собирался закопать их и найти новых? – напомнил Тилвас.

– Это крайняя мера. А так: люблю давать людям последние шансы. Я, знаешь ли, добряк в душе.

Мы с Тилвасом переглянулись и, памятуя о своих репликах минутной давности, расхохотались. Мокки изогнул бровь, но не стал нас расспрашивать. Его самооценка не допускала, что мы смеемся над ним, а в остальном Бакоа давно уже смирился с тем, что его спутники – двое припадочных дуралеев.

И вот наконец явилась Галаса Дарети.

В городском интерьере целительница выглядела хмурой и потерянной. Ей явно не нравилось находиться в Пике Грёз, но она все-таки приехала сюда, чтобы помочь, и это было здорово. Галаса села за стол вместе с нами. Тилвас кратко рассказал ей о некоторых событиях последних двух недель – тех, что счел важными, – и госпожа Дарети не смогла сдержать сочувственного взгляда в мою сторону. Зато при виде Мокки ее зеленые глаза наполнились легчайшей долей то ли ехидства, то ли превосходства…

– Ты хотя бы разок попробовал улыбнуться своему узору, да, вор? Твое сердце сегодня бьется немного легче, чем прежде.

Бакоа сделал вид, что не слышит, и уткнулся острым носом в тарелку с моллюсками.

Когда трактирные часы пробили десять вечера, Галаса поднялась.

– Нам нужно идти, – сказала она. – Насколько я помню, Незримую стену Ордена можно открыть снаружи только раз в сутки: ровно в полночь.

Мы покинули трактир и под предводительством целительницы стали петлять по темным холмистым улочкам Верхнего города – центральной части столицы. Из-за непогоды и позднего часа вокруг было совсем мало прохожих. Иногда Галаса останавливалась у тех или иных уличных скульптур и старых домов и нажимала на ничем не примечательные камни в них.

Камни послушно продавливались под ее рукой и слабо мерцали. Ничего себе.

Наконец, за пять минут до полуночи, мы вчетвером оказались перед огромной стеной, плотно заросшей темно-зеленым плющом. Я вдруг поняла, что, хотя идеально знаю город и саму эту стену видела тысячи раз, никогда даже не задумывалась о том, что за ней.

Мысли просто соскакивали.

– Я не знаю, как нас там примут, – предупредила Галаса напоследок, уже занеся руку над финальным, видимо, волшебным камнем. – Сомневаюсь, что в Орден принято приходить вот так, без спроса.

– А там вообще кто-то будет ночью? – уточнила я.

Целительница развела руками.

– Когда сэр Айтеш рекрутировал меня, он говорил, что они работают по ночам просто потому, что он – сова.

– И мне то же самое говорил, – кивнул Тилвас.

– Давайте уже зайдем, – процедил Мокки. – Только помните: совы – хищники.

Галаса нажала на камень.

Мох на стене как будто вздохнул и зашелестел под невидимым ветром, а затем вся тяжелая каменная кладка задрожала и исчезла.

Друг за другом мы вошли в безлюдный внутренний дворик Ордена…

34 Сэр Айтеш

Vacuum horrendum.

«Наводящая ужас пустота».

Даже воздух здесь был другим.

Никакого пепла, песка и горьковатого аромата цитрусовых, как везде в Шэрхенмисте: только влажный запах земли, коры и мха, чьи зеленые озера густо затянули брусчатку двора. Когда ты наступал на них, твои ступни проваливались в теплую мягкость. Будто идешь по ковру.

В центре двора – неожиданно большого – находилось святилище рёххов.

Посвященное не кому-то конкретному из духов, а сразу всем. На каменном заборчике, окружавшем источник, были вырезаны изображения десятков духов: робкие, характерные, неподражаемые – все вместе… Они сплетались в невыносимом танце, и глаза всех рёххов были обращены прямо на зрителя.

Мы вас видим. Мы знаем, что вы можете подарить нам, смертные.

Мы хотим этого.

– М-да… – сказал Мокки, а я со вздохом процитировала старую поэму Рашвидия:

– Бед не исчислить людских, как звезд, сияющих в небе,
Или в пустынном песке незримых оку частиц –
Но перед смерти лицом, перед скукой, безвременьем бледным,
Каждая горечь сладка, как роза меж черных страниц.

На узкой длинной перекладине над источником висел медный черпак, а рядом – латунный колокольчик; в каменном углублении курились благовония – гости могли по желанию провести ритуал омовения и приветствия.