Орден Сумрачной Вуали

У нее был обреченно-открытый взгляд человека, который сделал все, что мог, но знает, что этого недостаточно. У мамы Мокки был такой же взгляд каждый раз, когда она возвращалась после рабочей смены и пересчитывала полученные деньги. С каждым днем их становилось меньше сообразно тому, как госпожа Бакоа слабела из-за долгой, мучительной болезни. В восемь лет Мокки ушел из дома, чтобы в большой семье стало меньше ртов. Вот тогда в Рамбле появился новый вор.

Мокки чувствовал легкое жжение в руке и на лице. Какого гурха!.. Он сощурился, готовясь к проведению внепланового допроса – если понадобится, умеренно-неприятного, но в этот момент вдали прозвенел монастырский гонг, отмечающий пять утра.

И одновременно с тем дверь Убежища распахнулась. Чайки, доедающие последние крохи морского хлеба, недовольно разорались и растопырили крылья, как щиты.

На пороге стояла Джерри. Изможденная, с огромными темными кругами вокруг своих выразительных глаз, с синими волосами, свободно рассыпавшимися по спине. Несмотря на разбитые костяшки и колени, порез на лице и синяки на плечах, она, как всегда, выглядела слишком изысканной для этого города. Что-то сжалось у Мокки в горле. И от того, как она была красива, и от того, что Джерри вышла к ним одна, а значит…

Мокки чувствовал, как дробно у него колотятся от напряжения зубы.

Но вот Барк интенсивно потерла глаза, будто спохватившись, что появилась с неподходящей гримасой. Когда она убрала ладони, на ее обычно строгом лице была непривычно широкая улыбка, хоть и дрожащая от усталости.

– Все получилось, – сказала она.

* * *

– Без своего амулета ты как будто голый, – сказал Мокки.

– Выпьем за это! – хмыкнул Тилвас.

Мы вчетвером сидели на покатой крыше убежища. Если бы кто-то из нас вдруг съехал вниз из-за недостаточного трения, он бы затормозил на краю, загибающемся, как вафля. Крыши соседних домов были такими же волнистыми по бокам. В промежутках между ними виднелись мокрые после дождя, умытые улочки столичных кварталов. Черное дерево, псевдобумажные фонари, святилища, кедры. Бочки, бродяги, бакланы, безнадежно клюющие брусчатку – вдруг найдут крошки чего-нибудь вкусного.

Светало.

Красное солнце медленно выползало из-за короны скал и постепенно заливало красками город – за улицей улицу. Еще вчера мне думалось, красный – это в первую очередь цвет крови. Сейчас, после ритуала, он казался скорее цветом победы и губ, перепачканных в вишневом вине.

Слушая перебранку Тилваса и Мокки, деликатное и улыбчивое молчание Галасы, я опустилась на спину, умостив бокал на животе. Из-за наклона крыши получилось, что я лежу под углом градусов двадцать. Небо росчерками измеряли чайки. Из соседнего переулка повеяло запахом крепкого жасминового чая – работяги Пика Грёз один за другим просыпались для нового рабочего дня.

– И что, ты теперь умеешь превращаться в лиса?

– Я и есть лис, Бакоа.

– Ничего подобного. Две руки, две ноги, никакого хвоста – я все еще вижу человека. Est impossibile celare hominem! Не скрыть мужчину!

Я аж подавилась, услышав, как Мокки цитирует стихотворную строчку родом из прошлого тысячелетия. Приподнялась на локтях, приподняла бровь.

Вор пожал плечами в ответ на мое удивление и подмигнул.

– Джерри, наивно думать, что за годы нашего знакомства я не нахватался у тебя громких фраз.

– Предлагаю тебе тогда вернуться в гильдийский квартал с проповедью на каком-нибудь мертвом языке, – хмыкнула я. – Это будет впечатляюще. Могу подогнать пару текстов. Все, кто сейчас покушается на власть в братстве Полуночи, мгновенно передумают скалиться на Рыбью Косточку.

Мокки, казалось, призадумался, а Тилвас панибратски взъерошил вору волосы с азартным:

– Мокки, кто из нас быстрее доберется до Колокольни Судного Знамени, ты или я? – и, не дожидаясь ответа, сиганул вверх и дальше по кромке здания.

Легкий, быстрый, вполне себе человек – если не считать слишком хищной и самовольной тени, у которой то и дело мерещились лисьи уши. И чересчур плавных движений, гладкой кожи, блестящих глаз, в которые не получалось смотреть долго – зрачки затягивали, как колодцы, и голова начинала кружиться.

Да и вообще: после ритуала Тивлас стал выглядеть еще лучше, чем раньше. С учетом его исходных внешних данных это был повод не для комплиментов, а для опасений: слишком красивые люди – это чаще проблема, чем радость. Как мы его маскировать теперь будем? Не очень-то удобно жить рядом с солнцем: потянутся фанатики, отбивайся от них…

Полчаса назад я уже успела поворчать на эту тему, но Тилвас тогда решил, что я просто льщу и лащусь к нему, а Мокки меня обсмеял.